Асафетида

— Да мало ль, кто от чего отрекся! Главное, что духовный сан есть. Один только Архиерейский собор имеет право иерея из священства извергнуть. Да что священство, подумаешь! Ты Христофора-псоглавца на иконах видал? В святые престарец записан!

Лейтенант подошел к самому краю ямы и разглядел неглубоко на склоне под собой младенческий черепок, покрытый шапочкой свежего снега. Ниже из земли выступал скелет с руками, закованными в блестящие полицейские наручники. Он всё больше суровел лицом:

— Смотрю, частенько вы тут гекатомбы свои приносили?

Колдун даже ахнул от возмущения:

— Сами они в болото перли! Ако тварь неразумная! Вон у Вовы-скотника зараз десять детей засосало: семь сынов и три дочери. Жена с горя померла, да он сызнова женился потом. Так ему новая супружница еще десятерых родила. Черт взял — Бог дал!

— Чего же не огородили место проклятое? — Упрекнул Точкин. — Неужели в колхозе рук не хватало?

— Богу — Богово, черту — чертово. Грех, в народе сказывают, порядки их нарушать!

— А еще сказывают, что грех двум господам служить.

— Не грех и трем, коль раб расторопный! — Архип Иванович развернулся и пошагал ко входу в церковь. Перед самой дверью он остановился и снова обратился к Точкину: — Как будешь входить, крест на грудь положить не забудь.

Николай отворил дверь, с неохотой перекрестился и вошел в полутемную церковь. Внутри он заметил брошенный на полу матрас, из дыр в нем торчала солома:

— Вы никак теперь в храме живете?

— А ты что прикажешь? В машине день и ночь от баб хорониться?

Не считая дырявого матраса, единственный предмет в помещении — аналой со старинным списком с «Троицы» Рублева. Триединый лик освещает тонкая свеча в лампадке.

Из четырех окошек по периметру пробивается пасмурный зимний свет. Стены без единой иконы покрашены светло-серой краской. Своей пустотой храм напоминает жилье, из которого только что съехали, или еще не успели вселиться хозяева.

Алтарная перегородка в церкви составлена из четырех фанерных щитов. По православному распорядку над входом в алтарь должна находиться «Тайная вечеря», но вместо настоящей иконы на фанеру приклеена скотчем маленькая глянцевая репродукция Леонардо да Винчи, вырезанная то ли из книги, то ли из календаря.

Точкин не удержался от насмешки:

— На том, что было, собираться пришлось?

— Что освятили, то и свято! — Недовольно отозвался Архип Иванович.

— Неужто и мощи для алтаря в арсенале имелись?

— Того не имелось, да Бог дал диакона знакомого. В Святой Троице служит, клиент мой, — похвастал колдун. — Телефонировал я ему: «Отломи-ка мне по знакомству Довмонта святого кусочек». А он: «Грех сие», — говорит. «А ежель настоятель святотроицкий проведает, — спрашиваю, — чрез что ты у меня бессилье свое мужеское лечил? Али не грех это — уд свой срамной в чашу для причастия макать? А что вдовиц-прихожанок ты в ризнице ёб?» — Это последнее я уж наугад рёк, да чую чрез трубку, что ажно трясется весь. «Грех сие великий», — соглашается. Назавтре же у меня с мощами был, — при воспоминании о несчастном диаконе губы колдуна искривились в злорадной усмешке.

— Что средствами вы никакими не брезгуете, я уж давно понял, — поморщился Точкин.

— Ежель ты про приворот говоришь, то не серчать, а благодарить меня должен, что похотение твое удержал. Вспомнить тошно, как в «Козлике» под тулуп ты мне рученьки свои игривые совал!

Лицо Николая вспыхнуло бордовым румянцем. Не говоря больше ни слова, вместе с Архипом Ивановичем он принялся за работу.

Точкин мысленно порадовался тому, что на руках у него были хозяйственные перчатки: трупы сочились холодным гноем. Непокойниц сносили в храм и складывали на расстоянии шага друг от друга на нестроганые доски пола, местами уже начавшие гнить.

В очередной раз он забрался под брезент и взял за подмышки Варвару. Та хрипло прошептала: «Блядун». Мертвая девушка открыла рот и попыталась плюнуть ему в лицо, но не сумела: из уголка губ потекла по подбородку черная жижа, похожая на смолу. Точкин ничего не ответил и потащил ее к краю кузова. Снизу тельце ловко подхватил напарник.

Когда последнюю женку уложили на пол в церкви, Архип Иванович с Точкиным присели передохнуть. Рядом с ними обгорелым лицом вверх лежала старуха Анастасия, единственная из казненных бывшая при живом муже. Околдованный ею, старик-бондарь отказался добровольно выдать супругу людям и был убит.

За Анастасией лежали одна за другой молодые вдовицы Евдокия и Евпраксия. Первая выблевала во время причастия дары Христовы, а вторая совратила какого-то монаха бесовскими чарами. Последнее открылось, когда отец-настоятель нашел их спящими вместе прямо в монастырской келье.