— Да что ж ты меня всё в кровопивцы рядишь?! — Заохал «воскресший». — Ажно это не ты, а я тебе сердце насквозь проткнул и после этого в сундук твой за деньгами полез?! Ефимыч первейший бражник на весь колхоз был, оттого и преставился раньше срока. Такоже и Василий твой горемычный. Как к нему ехать, взял я водки, на белене настоянной, какую для деток беспокойных даю. Так думал: коль не сложится разговор, угощу рюмкой — нехай до вечера почивает. Гадал ли я, что он всю бутыль ако пиявица высосет? — Отец Архип сделал несколько шагов внутрь алтаря, расправил и пригладил сбившуюся на шее епитрахиль. — Едва псину его писклявую услыхал, зараз смекнул, кого мне в кузне ждать. Не зря мы с тобой у бабушки крестами обсчитались. Эрахта и моргнуть не успел, как я распятие на него накинул. Ловко, думаю, вышло! Отыгрался игрец! Да тут Василий окаянный меня чуть кувалдою не зашиб. «Не трожь, — вопиет, — моего черта!» Я ему толкую: «Не он твой, а ты — его уже сделался. Вокруг оглядись, всю твою жизнь он во тлен обратил». Насилу меня послушал!
Снесли нечистого в «Козлика», а, как воротились, стал я Василия увещевать иглу переменить. Он опять напоперек! «Цеховая репутация у меня есть! Как вскроется подделка, что люди про меня скажут?!» А нынче что говорят? Хорошее али что? Тогда я только бутыль достал: «Давай посидим как простые смертные да пересудим всё по-християнски». Сели. Выпил он рюмку, вдругорядь выпил. «Довольно буде», — говорю. А Василий мне: «Я свою норму знаю! Отец ты мне родный, чтоб учить?!» Гордец был, покой его Господи!
Еще тем летом я к нему заезжал, свой номер оставил: «Ежели кто иглу из серебра придет ковать, — говорю, — ты мне телефонируй». А он мне в ответ: «Я так не работаю!» Тогда я сумму назвал. Как расчет произвел, худизна, что на тын новый хватит да паче и впрок останется, то по-другому заговорил. Всякий так работает! — Заговорив о насущном, Архип Иванович с прищуром уставился внутрь открытой тумбы.
— Время — деньги? — Съязвил Точкин.
— Золото, — почтительно поправил его колдун. — А бумажки сии — прах да плесень есмь! Тьфу! Пшик! Это прежде в самой
Кадило угрожающе звякнуло в его пальцах. Николай стал маленькими шажками пятиться к дальней части алтаря и почувствовал, как под ногой хрустнула лампадка. Мягкий воск раздавленной свечки растекся по подошве армейского сапога.
Одним длинным звериным прыжком отец Архип оказался в паре шагов от него. Точкин отпрянул, поскользнулся и оказался на полу. Старик не спеша наступал. Николай отполз к стене и остался сидеть под изъеденной древоточцами старинной иконой, с которой взглядом почти неразличимых на темном лице глаз наблюдал за происходящим в алтаре Христос Спаситель.
Старик в рясе с кадилом в костлявой руке стоял прямо над Точкиным. Ни один больше не смотрел другому в лицо. В воздухе мелькнула золотая молния. Лейтенант дернул, было, рукой, чтоб защититься, но не успел. Тяжелое старинное кадило врезалось ему в висок.
6. Исповедь
Под зимними шинами мерно гудит асфальт. Черные деревья на разделительной полосе Гдовской трассы присыпаны свежим снегом. Впереди по курсу уже виден Свято-Троицкий собор в Пскове. Отсюда, из-за города, огромный главный купол, на котором пока не разглядеть креста, похож на новогодний шарик. Золото сверкает в лучах мартовского солнца.
Андрей Любимов прислушивается к тишине в салоне:
— Ты чего такой смирный, Коль? Музыку, может, включить?
— Не надо, — помолчав, отвечает Точкин.
С промежутком в пять минут черная «БМВ» проезжает две деревни: Струково и Солоново, уже на самом подъезде к городу. Скоро за окнами показались первые многоэтажные дома.
Водитель побоялся простудить своего пассажира после жаркой больничной палаты и перед тем, как посадить его в машину в Богданово, повернул регулятор печки в салоне на крайнее деление. Точкин на секунду снимает фуражку и утирает пот с лысого черепа рукавом своей спортивной кофты: глянцево-красный спортивный костюм Андрей Любимов купил ему специально для больницы. В руках Николай держит прозрачный пакет со сложенной военной формой.
Из-за того, что Андрею по дороге нужно забрать из ГИБДД какие-то справки для дивизии, им приходится сделать крюк через полгорода. На Запсковье возле Милевки собралась огромная стая уток. Диким и опасным югам птицы уже давно предпочли сытый спальный район, где их кормление превратилось в обычное зимнее занятие, вроде санок или коньков. Мама с дочкой детсадовского возраста спустились к реке и угощают птиц кусками багета. Никуда не торопясь, их подбирают коричневые самочки и два жирных селезня с изумрудными головами. Ржаные корки на снегу, которые кто-то накидал раньше, утки обходят стороной.