Асафетида

Узкая и мелководная Милевка, больше похожая на ручей, чем на реку, не покрывается льдом даже в довольно сильные морозы, но в этом году и остальные реки в городе встали только в конце февраля: зима с большим опозданием пришла в Псков в те календарные числа, когда по правилам приличия ей пора было уже начинать собираться в обратный путь. Автомобиль проезжает по мосту над заснеженной Псковой. Вдалеке за излучиной реки виднеется Гремячая башня.

На Октябрьском проспекте за памятником Пушкину и няне черная машина Любимова обгоняет белый автобус-гармошку и застревает на «красном». Через дорогу на другой стороне перекрестка — доходный дом купца Гельдта. До революции это было самое большое жилое здание в Пскове. Постройку из темно-коричневого кирпича с флюгером на углу украшают причудливые карнизы и над каждым окном — маленькие арки в форме открытого глаза с лепниной-зрачком посередине. Николай никогда раньше не замечал эти кирпичные глаза, а сейчас впервые заметил, но не испытывает по этому поводу ровным счетом никаких переживаний.

— Татьяна говорила, что, когда она заходит, Уголек даже есть не бежит. Стоит перед дверью. Ждет, что ты следом за ней зайдешь. Похудел.

— А Ворон как? — Оборачивается к водителю Точкин.

— Да так же вроде.

Ряд машин пришел в медленное движение мимо «зрячего» дома. На другой стороне проспекта в детском парке малыши с родителями гуляют по расчищенным от снега дорожкам. Ходят наряженные лошади и пони. Воздушные шарики в форме разных цветных фигурок покачиваются на ленивом ветру над лотком с попкорном и сахарной ватой.

Впереди между деревьями показался храм святителя Василия Великого. Тент убрали. Как новая, а вернее, как старая, церковь стоит на своем холме на краю парка. Ничто не напоминает о вчерашних развалинах.

— Восстановили, — выдыхает Точкин и тычет пальцем в сторону храма.

— Кого восстановили?

Николай делает вид, что не расслышал вопроса. За всю дорогу до своего дома он не произносит больше ни слова.

«БМВ» мягко тормозит перед подъездом сине-белой хрущевки.

— Коля, ты нормально себя чувствуешь? — С беспокойством глядит на него Любимов.

— Нормально.

— Таблетки не забыл?

— В шинели они, — Николай медленным поворотом головы указывает на заднее сиденье.

— Ты стремный какой-то, слушай. Тебе точно не плохо от них?

— Это новая фармакопея, германская. Иван Иванович хвалил.

— В прошлый раз польская была. Тоже хвалил. И вот, — бубнит Любимов и жмет Точкину вялую ладонь на прощание.

Еще с улицы Николай замечает новые стеклопакеты на втором этаже. Поднявшись по лестнице в подъезде, он видит, что печать с двери напротив его квартиры сняли, заменили и саму дверь.

У себя в прихожей он поднимает с пола и прижимает к груди Уголька. Кот мурчит в его объятьях. Андрей не соврал: за месяц, что Николай не брал его на руки, стосковавшийся по хозяину питомец стал легкий как пушинка.

Ворон тоже вышел поздороваться, но ненадолго. Николай отметил про себя, что на довольствии семьи Любимовых тот ощутимо раздался вширь. Черный кот принюхивается к непривычным запахам, коротко трется о ноги и вразвалку удаляется, дважды чихая на ходу.

Николай ставит на пол Уголька, глядит на свои пустые руки и только тут понимает, что забыл пакет с военной формой в салоне «БМВ». Когда он снимает шинель, от его больничного костюма по прихожей распространяется лекарственный дух.

В ванной Николай кладет в стиральную машину спортивную кофту со штанами, избавляется от белья, носков и остается в одной фуражке. Дома холодно, кожу тотчас покрывают мурашки. По привычке он тянет руку к груди и не может нащупать серебряного нательного крестика, который потерял где-то в больнице.

От электрической искры возгорается пламя. С зажигалкой в руке Точкин подходит к окну. Капли растопленного снега стучат по подоконнику кухни. По тропинке мимо детской площадки из магазина возвращается пожилая соседка с четвертого этажа с цветастой хозяйственной сумкой, набитой так, что не сходится молния. Сверху торчат батон в пищевой пленке и неаппетитная серая колбаса. Из подъезда появляется другая соседка, тоже пенсионерка. Первая старушка ставит свою ношу на утоптанный снег и что-то доверительно шепчет второй на ухо.

За спиной свистит чайник. Точкин подходит к плите, заливает кипяток в заварник с прессом и долго всматривается в его прозрачное содержимое. Не сразу, но он понимает, что забыл засыпать своего травяного чая из банки.

Николай зачем-то выливает горячую воду в раковину, снова зажигает огонь и глядит на командирские часы на запястье, которые вместе с фуражкой на голове составляют всё его облачение. Времени пять минут первого. Он идет в прихожую, достает из шинели яркую упаковку с таблетками и возвращается на кухню.