«Англичане потребовали устранить с постов военного министра Джемаль-пашу и начальника Генерального штаба Джеват-пашу.
Это — решительная попытка уничтожить независимость турецкого государства.
Поэтому любая реакция нации на эту попытку считается борьбой за сохранение независимости».
Но те же самые англичане, по его словам, «в конце концов, поняли, что сила находится в руках турецкой нации».
Глава XXVIII
Вряд ли Сталин надеялся на честный ответ, когда спрашивал Али Фуада об «истинной цели» соглашения с Францией.
И, конечно, он насторожился.
Франция оставалась злейшим врагом Советской России, и Москва очень опасалась ее сближения с Кемалем.
На чем, как поговаривали, тот довольно тонко играл, всячески подогревая подобные слухи.
По странному стечению обстоятельств Анкарский договор был подписан именно в тот момент, когда Москва затягивала с очередным траншем.
Однако Сталин увидел в этом не «стечение», а политику и направил в Анкару официально представлявшего Украину Михаила Фрунзе.
Но нашла коса на камень…
Достаточно искушенный в политике Кемаль повел себя поначалу настолько сдержанно, что Фрунзе сразу же отбил телеграмму Троцкому.
«Успешность переговоров с правительством Анатолии, — писал он, — стоит в прямой связи от размеров той реальной помощи, которую мы в состоянии сейчас же оказать правительству Кемаль-паши.
Я считаю практически целесообразным послать вместе со мной или в скором времени после моего отъезда известное количество военного имущества и снаряжения неосновных образцов, которое мы безо всякого ущерба для снабжения нашей армии могли бы направить турецкому командованию.
Такого рода реальное подкрепление дипломатических уверений в нашем дружеском расположении к правительству Ангорской Турции должно дать самые благоприятные результаты, и самый из них первый и важный — удержание Турции в пределах нашей ориентации».
И странное дело, стоило только Фрунзе рядом конкретных и практических дел доказать, что «Россия остается верной своим обязательствам», как отношение к его делегации мгновенно изменилось и ей были предоставлены все документы договора с Францией.
«Удержание Турции в пределах советской ориентации» стоило России 100 тысяч винтовок, столько же ящиков патронов, 3,5 тысячи пулеметов, 550 тысяч снарядов и огромного количества другого военного снаряжения.
Но игра стоила свеч, и получившая чувствительную пощечину Москва не торговалась.
Как поговаривали, Фрунзе не только подписывал соглашения, но принимал участие в разработке осенней операции по разгрому греческих войск, и не случайно его сопровождали командармы Александр Андерс и Петр Каратыгин.
Да и бывший начальник оперативного отдела Наркомата по военным и морским делам и член Реввоенсовета ряда армий Семен Аралов, назначенный полномочным представителем СССР в Турции, был тоже далеко не потомственным дипломатом.
Несмотря на действенную помощь большевиков, им не удалось удержать Кемаля от контактов с Западом.
И дело здесь было уже не только в неприятии им доктрины коммунизма и полном отсутствии иллюзий по отношению к ее носителям.
Сама жизнь уже вовлеченной в сферу капиталистических отношений страны и ее прошлое заставляли его строить новые отношения с Западом.
Однако Кемаль поспешил заверить Москву в том, что ни один из этих контактов не будет направлен против нее.
В доказательство своих слов он подписал в октябре 1921 года Карсское соглашение с республиками Закавказья и официальным представителем России.
Таким образом, Москва полностью обезопасила свои южные границы.
Наладилась обстановка и на востоке Центральной Анатолии, где жестокий и амбициозный Нуреттин-паша по всем статьям разбирался с потребовавшими автономии курдами из племени кочгири.
Жестокость, с какой он подавил восстание, вызвала возмущение некоторых депутатов, а один из них был вынужден заявить о том, что подобная кровожадность недопустима даже для «африканского дикаря».
Депутаты решили создать специальную комиссию, а самого Нуреттина отдать под суд.
Но благодаря стараниям Кемаля, дело до трибунала не дошло.
Да и какой там мог быть еще суд, если сам Кемаль уже тогда твердо придерживался выдвинутого им самим же лозунга о том, что власть должна быть сильной, а нация — единой.
Принципиальный враг политического сепаратизма и идейных разногласий, он не допускал и мысли о каких-то там национальных автономиях, а уж тем более о суверенитетах.
Единый народ — единая Турция!
И только так!
Пользуясь ситуацией, он проводил в жизнь и другую свою идею о том, что нация должна быть гомогенной.
Как только греческие военные корабли принялись обстреливать турецкие порты, проживавшие в них греки были депортированы.
Суд независимости вынес более пятисот смертных приговоров участникам мгновенно активизировавших свою деятельность греческих и армянских партизанских отрядов.
К середине 1922 года на этих территориях почти не осталось армян, а окончательное выселение греков было делом времени.