Мимолетная мысль превратилась в раскаленный уголь. А почему не он, Саймон, как и кто-то другой? Если мир перевернулся с ног на голову и все притязания перестанут иметь силу, когда осядет пыль, почему рыцарь Эркинланда, сражавшийся, как король Джон, с драконом и помеченный его черной кровью, не может занять трон? Разве он не побывал в тайном мире ситхи, разве не дружил с троллями из Иканука? И тогда он будет иметь право претендовать на руку принцессы или вообще кого угодно!
Саймон посмотрел на свое отражение, белую прядь, будто на нее пролили краску, длинный шрам и раздражавшую его неопрятную бороду.
Хороший вопрос. Саймон не видел ничего, кроме боли и страданий, которые выпадут на долю того, кто сменит Элиаса на троне. Даже если Короля Бурь удастся победить — что представлялось Саймону совершенно невероятным, — страна лежит в руинах, а ее жители голодают и давно не видели тепла. Не будет турниров и парадов, солнце не отразится от сияющих доспехов и оружия много лет.
Он убрал зеркало в карман плаща и устроился поудобнее на камне, чтобы понаблюдать за заходом солнца.
Воршева нашла мужа в Доме Прощания. В длинном зале не было никого, кроме Джошуа и белого тела Деорнота. Да и сам принц выглядел так, что казалось, будто он не принадлежал миру живых. Он неподвижно стоял возле алтаря, на котором лежал его друг.
— Джошуа?
Принц медленно, словно его разбудили ото сна, повернулся.
— Да, миледи.
— Ты проводишь здесь слишком много времени. День уже подходит к концу.
Он улыбнулся.
— Я только что пришел. Я прогуливался с Саймоном, кроме того, у меня множество обязанностей.
Воршева покачала головой.
— Ты вернулся сюда уже давно, даже если ты про это забыл, и провел здесь бо`льшую часть дня.
Улыбка Джошуа дрогнула.
— Неужели? — Он повернулся и посмотрел на Деорнота. — Я чувствую, не знаю почему, что оставлять его одного неправильно. Он всегда за мной присматривал.
Воршева сделала к нему шаг и взяла за руку.
— Я знаю. Идем, погуляй со мной.
— Хорошо. — Джошуа коснулся савана на груди Деорнота.
Дом Прощания представлял собой пустую оболочку, когда Джошуа и его отряд пришли в Сесуад’ру. Поселенцы заделали дыры в окнах и сделали надежные двери, чтобы превратить его в теплое, закрытое со всех сторон помещение, где велись дела Нового Гадринсетта. И все же в нем было что-то временное — грубые новшества диковинным образом контрастировали с изысканным мастерством ситхи. Джошуа провел пальцами по изящной резьбе, когда Воршева повела его к одной из дверей в задней стене и на свет заходившего солнца.
Стены сада рассыпались, каменные дорожки вспучились и пошли трещинами, но несколько особенно стойких розовых кустов пережили лютые зимние холода, и, хотя пройдут месяцы или годы, прежде чем они снова зацветут, их темные листья и серые, покрытые колючками ветки выглядели сильными и полными жизни. Глядя на них, было невозможно не задаваться вопросом, как давно они тут растут или кто их посадил.
Воршева и Джошуа прошли мимо искривленного ствола огромной сосны, выросшей в трещине одной из стен.
— Ты все еще о ней думаешь? — неожиданно спросила Воршева.
— Что? — Мысли Джошуа, казалось, витали где-то очень далеко. — О ком?
— О той, другой, которую ты любил, о жене твоего брата?
Джошуа опустил голову.
— Ее звали Илисса. Нет, не слишком часто. Сейчас более важные вещи требуют моего внимания. — Он обнял жену за плечи. — Теперь у меня есть семья, о которой я должен заботиться.
Воршева мгновение с подозрением на него смотрела, потом с довольным видом кивнула.
— Да, — сказала она. — У тебя есть семья.
— И не просто семья, а, похоже, целый народ.
Она издала тихий звук, говоривший об отчаянии.
— Ты не можешь быть мужем и отцом всем на свете.
— Нет, конечно. Но я должен быть принцем, хочу я того или нет.
Они некоторое время шли молча, слушая переменчивую песню одинокой птички, сидевшей высоко среди качавшихся веток. Ветер был холодным, но не таким, как в предыдущие дни, что, наверное, и стало причиной того, что птичка запела.
Воршева положила голову Джошуа на плечо, и ее черные волосы окутали его подбородок.
— Что мы будем делать теперь, когда сражение закончено? — спросила она.