Каково внутреннее устройство этих конкурирующих государств, особенно Германии? Ответ дан в наиболее значительной политической работе Шпенглера «Пруссачество и социализм»,[477]
впервые опубликованной в 1920 г. Главная проблема книги — это опять-таки подключение социал-демократической партии к прусскому социализму с целью ведения империалистических войн. В первую очередь это достигается новым определением социализма. Социализм освобождается от марксизма и отождествляется с прусской традицией долга, власти и иерархии. Социализм не является международным, это германский и прусский социализм. Это не классовая борьба, но сотрудничество под руководством государства. Никаких партий, никаких профессиональных политиков, никаких периодических выборов; экономическая организация в иерархической структуре должна быть общественным строем. Рабочий класс может быть объединен только посредством дисциплины, иерархии, власти и повиновения.[478] Согласно Шпенглеру картели и синдикаты предвещают грядущую структуру такого авторитарного корпоративного государства. Опять же именно антагонизм между Германией и Англией определяет политику соперничающих государств. Как следствие для Шпенглера возникал вопрос: «В будущем торговля будет управлять государством или государство торговлей?» И ответом было: «Пруссачество и социализм вместе выступают против влияния британского духа в Германии, против философии жизни, которая пронизывает всю нашу народную жизнь, парализует ее и делает ее бездушной». Такой социализм означает власть и снова власть. Планы и идеи — ничто без власти.[479]Такова программа социального империализма у Шпенглера. Тот вид социализма, который он имел в виду, ясно излагается в его многочисленных небольших эссе: «Подонки человечества, то есть трудящиеся классы, должны трудиться по меньшей мере двенадцать часов в день, как при раннем капитализме».[480]
Рост заработной платы и налогов означает ограбление реальных производительных сил.[481] Рабское государство, описываемое Хилэром Беллоком, — это и есть государство, защищаемое Шпенглером.Какие же идеалы оправдывают эту новую эру прусского государственного социализма войны и империализма? Никакие. «Век теории подходит к концу. Ее место занято второй религиозностью»,[482]
которая является дополнением эры цезаризма и которая состоит в «несвязанной мощи колоссальных фактов».[483]Эта доктрина является языческим позитивизмом, и больше, чем что-либо еще в его книге, она раскрывает его полный разрыв со всей западной цивилизацией. Интересно, что протестантские критики[484]
Шпенглера не признавали языческий характер его книги, тогда как католики ясно его видели и его осуждали.[485] За исключением расовой теории, которую он расценивал как слишком сырую, книга Шпенглера содержит почти все элементы национал-социалистической философии. Презрение к человеку и к массам, к культуре и интеллекту, акцент на иерархии и лидерстве, на дисциплине и повиновении, возвеличивание «производительных сил» — все это имеется как у Шпенглера, так и у Лея или Гитлера.То же самое стремление, идеологическая подготовка к империалистической войне характерна и для работ Мёллера Ван ден Брука.[486]
Опять же мы не можем сказать с абсолютной уверенностью, был или не был Мёллер Ван ден Брук предшественником национал-социализма. Альфред Розенберг решительно отвергает такое утверждение.[487] Однако Розенберг полагает, что единственными подлинными предшественниками национал-социализма были Ницше и Рихард Вагнер, Поль де Лагард и Хьюстон Стюарт Чемберлен. Он рассматривает Мёллера Ван ден Брука, несмотря на комплименты, которые он делает ему как литератору, и его теорию как обескровленную и поверхностную. Его теория отвергалась также и потому, что она была философией Черного фронта (группы Штрассера) и тех консервативных клубов, которые национал-социализм стремился изо всех сил уничтожить. То, что национал-социализм отвергал его, делает честь Мёллеру Ван ден Бруку, поскольку он действительно был выдающимся литератором, переводчиком Флобера и Достоевского, и первооткрывателем французских романистов и поэтов эпохи модерна.