Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Кабинет стал обычным законодателем. Такое стирание разделения между законодательными и административными функциями, характерное для почти всех современных государств, означает, что политическая власть больше не распределяется среди различных страт общества и что меньшинства не могут больше выступать против законодательных предложений.[107] Государственная власть была не только объединенной, но и абсолютной. (Она также является объединенной и при либеральной демократии, так как разделение властей не означает, что существуют три различные власти. Было бы более правильным говорить скорее об отдельных и различных функциях, чем о властях).

Принятый акт представлял собой самое радикальное отступление от принципов либерального конституционализма, от системы норм и обычаев, которые ограничивают государственную законодательную власть. Как выразился один автор, «федеральная администрация получила власть руководства Германией; при Адольфе Гитлере это в любом случае была самая широкая политическая власть».[108]

История принятых законов опровергает утверждения национал-социалистов, что они пришли к власти конституционными средствами. Верно, что закон прошел 441 голосом против 94 и поэтому был принят необходимым большинством — двумя третями из числа присутствующих (Статья 76 веймарской конституции). Но заседание происходило в атмосфере террора. 81 из коммунистических депутатов и многие социал-демократы были безосновательно арестованы и поэтому отсутствовали. (Присутствовавшие социал-демократы голосовали против). Если бы центристы не капитулировали и не поддержали закон, господство террора было бы, бесспорно, развязано.

Кроме того, статья 5 предусматривала, что принятый акт потеряет свою силу, если действующий федеральный кабинет будет заменен другим.

Обстоятельства, обусловливающие это положение, принятое по требованию Гинденбурга, весьма значительны. Мир позабыл, что в этом первом правительстве Гитлера, которое пришло к власти 31 января 1933 г., было только три национал-социалиста из двенадцати. (На самом деле этот кабинет был возрождением гарцбургского фронта, организованного Гитлером и Гинденбургом с благословления Шахта с целью создать «национальную» оппозицию кабинету Брюнинга).[109] Как раз чтобы защитить большинство его собственных реакционных друзей в новом правительстве «национального сосредоточения», особенно трех из них (вицеканцлера фон Папена, Гутенберга, министра экономики, и Тереке, министра занятости), Гинденбург и настаивал на статье 5. Другими словами, принятый акт давал полную законодательную власть тому кабинету, который был тогда образован, и никому другому.

Гутенберг вскоре ушел в отставку с поста министра экономики; Тереке был арестован за растрату; нацист Дарре был назначен министром сельского хозяйства; и заместитель вождя Гесс начал посещать заседания кабинета, хотя и не был его участником. Согласно закону это должно было положить конец принятому акту. Само собой разумеется, что на деле ничего подобного не произошло. Вот как один конституционный юрист, высокопоставленный чиновник в министерстве внутренних дел, защищал сохранение акта: «Это умалило бы значение великого события национального сосредоточения, если бы нам пришлось вступить в дискуссию по поводу того, что могло бы составить преждевременный конец упрощенного законодательного процесса, будь это замещение одной персоны другой в кабинете или изменение политического состава кабинета».[110]

Другой комментатор, менее сдержанный, утверждал, что акт сохраняет свою ценность, потому что национал-социалистическая партия всегда была в большинстве в кабинете.[111] Это была явная ложь.

Из-за очевидного нарушения статьи 5 политические и правовые теоретики национал-социализма предпочитали говорить о принятом акте как о «краеугольном камне конституции». Сказать такое о принятом акте после всего означало бы признать его корни в презираемой веймарской конституции. Отсюда и исключительное делегирование власти в соответствии с конституцией и, как следствие, мера, законность которой должна оцениваться в терминах конституции, и то, что они превратили акт в Reichsfuhrungsgesetz,

закон, рождающий руководство рейха. Сам он знаменовал собой конец Веймара и начало национал-социалистической системы.[112]

В любом случае национал-социализм не имел отношения к юридическому соответствию господствующей конституционной системе.[113] Она заменяется требованием легитимности.[114] Система легитимна, когда она имеет внутреннее обоснование существования, в этом и заключался успех национал-социалистической революции. Другими словами, обоснование новой конституции заключается в ее успешности — аргумент, который ни нов, ни убедителен.