Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Даже антиеврейское экономическое законодательство не может быть здесь рассмотрено в деталях. Льготы налогообложения, которыми пользовались благотворительные организации, не распространялись на евреев, а законы, направленные на облегчение налогового бремени, были к ним неприменимы. Освобождения от налогов, допускавшиеся для людей с детьми, были приостановлены, если дети были евреями (гражданское налоговое право от 31 октября 1938 г.). Еврейские арендаторы не пользовались никакой защитой от уведомления владельца (30 апреля 1939 г.). Таким образом, сегрегация, политическое порабощение, экономическое подавление и культурное гетто шли рука об руку.

6. Философия антисемитизма

Такое порабощение не было достигнуто в один прием. Есть множество причин так называемой мягкости, демонстрируемой до 1938 г. относительно экономического положения евреев. Иностранное давление было, несомненно, очень важным фактором. Речь, которую федеральный министр внутренних дел д-р Фрик[285] произнес перед дипломатическим корпусом и иностранной прессой 15 февраля 1934 г., оправдывая антиеврейское законодательство, ясно показывает, насколько сильно Германия заботилась об общественном мнении. Настойчивое подчеркивание законности вместо прямой конфискации также объясняется чисто экономическими причинами. Поспешная ликвидация еврейских владений разрушила бы экономическую жизнь Германии.

Политические и психологические факторы в антиеврейском экономическом законодательстве играли, кажется, решающую роль. Экономическое законодательство против евреев было одним из наиболее важных методов распределения прибыли; оно выполняло ту же самую функцию в качестве конфискации церковной собственности при Генрихе VIII и во время французской

революции. Оно перераспределяло собственность среди тех страт населения, чья поддержка была жизненно необходима режиму: среди могущественных финансовых и промышленных капиталистов.

Конфискация еврейской собственности является также методом удовлетворения антикапиталистических чаяний немецкого народа. Поскольку собственность вообще оставалась нетронутой национал-социализмом, для режима было очень важно показать, что он имеет власть ее отбирать. В глазах антикапиталистических масс конфискация у одной части людей может создать видимость, что однажды режим сумеет обратиться к прямой и полной национализации — ожидания, разделяемые многими иностранными наблюдателями, склонными отличать национал-социалистический режим как антикапиталистический.

Вместо уничтожения еврейской экономической жизни одним ударом национал-социалистическая администрация действовала постепенно. Причины этого были политическими. Администрация сохраняла определенное число антиеврейских мероприятий про запас и проводила их одно за другим всякий раз, когда было необходимо стимулировать массы или отвлечь их внимание от иной социал-экономической и международной политики. Спонтанный народный антисемитизм все еще слаб в Германии. Это утверждение не может быть доказано непосредственно, но важно, что, несмотря на постоянную пропаганду, которой немецкий народ подвергался многие годы, нет ни одного свидетельства спонтанных антиеврейских нападок, совершенных лицами, не принадлежавшими к нацистской партии. Личное убеждение автора, возможно парадоксальное, заключается в том, что немецкий народ меньше всех остальных является антисемитом.

Чтобы понять корни антисемитского терроризма, требуется различие между различными типами антисемитизма и краткое обсуждение преобладающих антисемитских теорий.

Антисемитизм может быть тоталитарным и антитоталитарным. Тоталитарный антисемитизм давно перестал быть человеческим существом. Он стал воплощением зла в Германии, даже во всем мире. Иными словами тоталитарный антисемитизм — это магия, и поэтому он не обсуждается.

Нетоталитарный антисемитизм сохраняет остатки рациональности и может поэтому быть объектом анализа. Он существует в четырех формах: религиозной, экономической, политической и социальной.