Что же теперь реально означало требование «адекватного пространства для населения»? Его предполагаемая научная основа фактически не существовала.[345]
Было бы абсурдным утверждать, что поскольку Германия (включая Данциг и Судеты) обладала 4 % мирового населения, ее 0.5 % мировой площади следовало увеличить до соответствующих 4 %. Ценность различных регионов земли может значительно меняться. Более того, промышленная нация может, возможно, нуждаться в меньшей территории, чем аграрная или кочевая страна. Если аргумент заключается в том, что нация требует достаточно пространства, чтобы преодолеть структурную безработицу, то Германия сама на это ответила достижением полной занятости в то время, когда многие нации, «обладавшие» пространством, были неспособны это сделать. И даже приписывание успеха Германии временной панацее вооружений и войны не спасает аргумент о населении. Колонии, как всем известно, непригодны для широкомасштабного заселения. Восточная и юго-восточная Европа была перенаселена, и поэтому немецкое расселение там было возможно только путем вытеснения нынешних обитателей. Что реально несло ответственность за перенаселение, так это не плохо функционирующая или не функционирующая вовсе экономическая система. Поэтому его можно преодолеть только функционированием международного разделения труда, а не приобретением большей территории. Считать перенаселение ответственным за безработицу — это чистая демагогия, предназначенная для сокрытия внутренних антагонизмов, порожденных капитализмом.Неизбежный вывод заключается в том, что относительно населения доктрина жизненного пространства имеет чисто идеологическую функцию в интересах империализма. Сравнение с более ранними теориями населения очень показательно. Политика начала XIX столетия руководствовалась одним только страхом, лаконично выраженным принцем Эттинген-Валлерштейном перед второй палатой Баварии в 1834 г.: «Нужно закрыть дорогу к революции, сделав для тех, кто не имеет собственности, затруднительным жениться».[346]
В целой серии актов (1828, 1833, 1852 гг.) герцогство Вюттемберг требовало правительственного разрешения на брак и перечисляло длинный список запретов. Это знаменовало собой резкий отказ от раннего меркантилизма, который аннулировал брачные ограничения и даже поощрял внебрачных детей, чтобы создать запасы рабочей силы. Многие другие земли, включая Баварию, последовали примеру Вюттемберга.Один сочинитель в 1827 г. зашел даже так далеко, что сделал циничное предложение, чтобы все молодые люди были подвергнуты инфибуляции — обязательному ношению металлических колец, предотвращающих половые сношения — до тех пор, пока мужчина не докажет свою способность содержать жену и детей.[347]
Даже известный либеральный конституционалист Роберт фон Моль находил необходимым приводить доводы против неограниченных браков, хотя сам он включал брак в ряд первоначальных прав человека.[348] Другие предлагали меры, дискриминирующие внебрачных детей или требующие различных финансовых гарантий для разрешения на брак.[349] Все это с целью предотвратить дальнейший рост населения и его предполагаемую угрозу безопасности правящего класса.Насколько иной была техника национал-социализма. Своим расовым империализмом он стремился инкорпорировать массы в новую авторитарную структуру общества, обещая им участие в грядущей прибыли мирового завоевания. Доктрина жизненного пространства готовила идеологический, а демографическая политика — материальный путь увеличения расы господ.