На следующий день он ждал Эбигайль у ее палатки, не смея войти в нее. Она вышла к нему в индийском платье и леггинах, с распущенными волосами и раскрашенным в знак траура лицом. На руках она держала Инчинчу-Джона, рядом шли старшие мальчики, держась за руки. Оба были причесаны, умыты и хорошо одеты. Когтистая Лапа повел Белую за стойбище, туда, где высились помосты с погребенными соплеменниками. Они остановились возле свежесрубленного помоста, на котором лежала завернутая в тяжелый бизоний полог Легкое Перо. Мальчики уселись на землю, Эбигайль устроилась рядом, укачивая мирно спящего Джона, поглаживая его темные легкие волосенки. Когтистая Лапа, стоя к ним спиной подняв руки к небу, молился, выводя монотонное: "Хей-я, хей-я...". Состояние Эби было созвучно ровному печальному настрою его молитве, уносимой ввысь вольным ветром. Укачивая на руках сына Когтистой Лапы, она последовательно вспоминала те дни, когда Легкое Перо еще полная жизни и сил, терпеливо сносила капризы своей бледнолицей пленницы. Эти воспоминания были так ярки, будто Эби смотрела на себя со стороны и они будили грустную улыбку. Эби не испытывала тяжелого горя, как тогда, когда только узнала о смерти своей индейской матери, в тот момент она действительно испытала огромное отчаяние и одиночество. Она знала, что Легкое Перо сейчас с Хенией, что ей хорошо и спокойно. Она знала это, как и то, что оба не оставят ее и будут хранить ее и детей.
Когда они вернулись в палатку Легкого Пера, Эби, позвав женщин, приготовила угощение, отварив много мяса и пожарив лепешки, раздавая сладости и печенья, которые привезла с собой из города. В палатку Легкого Пера приходили все, кто мог прийти. Женщины иногда плакали, мужчины сидели со строгими лицами, чинно принимая угощения. По обычаю, Белая раздала вещи принадлежащие Легкому Перу, женщинам. Смеющейся Женщине досталось ее праздничное платье из мягкой замши, расшитое бисером и иглами дикобраза. Когда ушел последний гость, Когтистая Лапа предложил Белой разобрать палатку Легкого Пера и перебраться с детьми к нему. Она промолчала, потому что не знала теперь, как быть с детьми и школой. Легкое Перо была той основой в ее жизни, на которую всегда можно было положиться, не оглядываясь с тревогой назад.
- Делай то, что должна, - коротко сказал Когтистая Лапа. - Я позабочусь о мальчиках, - и, немного помолчав, добавил: - Я приму любое твое решение.
Эби непонимающе посмотрела на него.
- Ты думаешь, что я не вернусь? Я рвусь в Ч-ртон, потому что тревожусь за Эйлен.
- Ты много пережила, и где лучше отдохнет твое сердце, как не у родного очага?- покачал головой Когтистая Лапа.
- Думаю, будет лучше, если Джон поедет со мной, сахем.
- Нет.
- Впереди зима. Он еще слишком слабый, чтобы пережить ее.
- Он останется со мной и братьями.
- Прошу тебя, подумай...
- Сын останется со своим отцом.
- Ты погубишь его! Ты этого хочешь?! - закричала на него, потеряв терпение Эби.
- Нет, - последовал невозмутимый ответ.
Своей бесстрастностью он доводил ее до бешенства. Ей хотелось завизжать, затопать ногами. Но на них блестящими глазами смотрели дети, забившись в темный угол типи.
- Ненавижу тебя... ненавижу! - свистящим шепотом говорила она ему. - Я всегда знала, что ты отвратителен... ты просто гадок и мерзок! Видеть тебя не могу! Если ты не отдашь сына, я никогда, слышишь, никогда не вернусь сюда!
По тому, как он сжал и разжал кулаки, она видела, Когтистая Лапа близок к тому, чтобы ударить ее.
- Не возвращайся, - глухо бросил он и вышел, так резко откинув кожаный полог, что чуть не сорвал его.
Три дня Эбигайль упрашивала его, но упрямство Когтистой Лапы оставалось непробиваемым. Она ползала у него в ногах, умоляя отпустить Инчина-Джона с ней в Чер-тон, но он даже не смотрел на нее. Стойбище чутко следило за разгоревшимся скандалом в семье сахема.
- Что ж, этого следовало ожидать, - сказал ей на прощание агент Рейси. - И скажу прямо: так вам проще будет забыть этого мерзавца. Вы сделали правильный выбор, хотя, понимаю, он был нелегким.
Никогда еще они не чувствовали такой вражды и отчуждения друг к другу, как в этот раз, и все же, Когтистая Лапа сам отвез Эбигайль в форт на поезд до Че-ртона. Сидя рядом с ним на скамейке возницы, Эбигайль смотрела на темную осеннюю степь и рощицы вокруг, вдыхая холодный воздух, пахнущий палой листвой. Держась одной рукой за край скамьи, другой придерживая шляпку или схватив концы накинутой поверх жакета шали, она то и дело косилась на ружье, лежащее на коленях сахема.
После отъезда Эбигайль Уолш ротивостояние Рейси и племенного совета нарастало, становясь все напряженнее. Рейси то и дело отправлял в БДИ жалобу за жалобой, выставляя индейцев жалкими и ни на что не способными лентяями. Со своей стороны Когтистая Лапа мало что мог предпринять. Так рассказывал Эбигайль приехавший весной Бредли, не скрывая своего сочувствия к индейцам, бившимся, словно рыба об лед.