Белая

И мисс Клейман с готовностью склонилась к ее уху. Эбигайль невольно вытянула шею, чтобы лучше слышать, заметив, как и Когтистая Лапа, чуть повернув голову, прислушивался с невозмутимым видом.

- Только то, что вдовство миссис Уолш по-видимому не в тягость, - не считая нужным понизить голос, заявила на ухо подруге мисс Клейман, но судя по тому, каким взглядом мисс Которел взглянула на нее, она опять ничего не поняла.

Мисс Клейман поправила очки, видимо собралась разъяснить подруге все как следует, когда пунцовая Эбигайль резко встала, не собираясь больше терпеть эти бесцеремонные глупые домыслы. Благо лицо Когтистой Лапы хранило неподвижность и загадочность древней каменой маски. Сухо извинившись, она встала и ушла, уводя за собой и индейца-слугу, к огорчению двух почтенных дам. К удивлению Когтистой Лапы Эби вдруг привела его в свою комнату. Он не спрашивал ни о чем, просто вошел в открытую перед ним дверь.

- Садись, - сказала Эбигайль и ушла в ванную.

Мужчина сел, с нарочитым безразличием оглядевшись вокруг. Он не позволял себе думать, а просто подчинялся и ждал. С этой женщиной он не знал, что будет дальше, а потому поглубже упрятал оглушающую надежду. Она вышла из ванны, держа в руках какую-то коробку, и попросила:

- Сними пиджак.

Он тут же подчинился, одним движением сбросив его на пол, за одним сдернув душивший его галстук. Поставив коробку на стол и намочив бинт из темного пузырька едко пахнущей жидкостью, Эбигайль принялась осторожно оттирать кровь с лица Когтистой Лапы и вокруг раны. Когда молчание, притягивавшее их друг к другу, стало невыносимым, и единственно верным было бы просто поддаться обоюдному влечению, она все разрушила никчемными словами.

- Рана намного глубже, чем я думала. Ее надо зашить.

- Оставь, - глухо оборвал он ее и, перехватив руку женщины, притянул к себе, смотря темными блестящими глазами. - Разве сейчас это важно...

Он был уверен, что она тоже так думает, слишком хорошо он ее чувствовал.

- Но твоя рана... - снова начала она.

- Я заговорил ее... кровь уже остановилась, - он встал, но, по-видимому, своей близостью лишь напугал ее.

- Ах, перестань, - сказала она, отстраняясь и высвобождая свою руку из стиснувших ее пальцев. - Неужели ты не можешь понять, что это невозможно.

- Я не принимаю этого. Что мне сделать, чтобы твоя обида ушла и больше не возвращалась? Я долго молился об этом Великому Духу, но ты удерживаешь обиду возле себя.

- Я вижу и ценю твои достоинства, но когда хочу приблизиться к тебе, обида возвращается, не давая забыть, - помолчав, вдруг призналась Эбигайль.

Когтистая Лапа опустил голову, подавив глубокий вздох. Но, по крайне мере, они заговорили об этом...

- Я знаю, - он снова взял руку Эби, стиснув ее пальцы. - Я виноват. Я долго и старательно взращивал в тебе обиду, вскармливая ее своей ненавистью и жестокостью, и теперь она принялась губить нас. Я не знаю, как бороться с ней. Я пошел к вашему священнику и спросил, как победить этого злого духа. Он сказал, что добрый христианин обязан простить, что этому учит ваш мертвый бог. Тогда я спросил: если обида сильна, как тогда поступить доброму христианину? Мудрый старик ответил, что добрый христианин должен победить демона обиды молитвой. Я ни о чем не просил тебя, теперь прошу: молись, чтобы твое сердце избавилось от этого демона, тогда ты сможешь без возмущения и отвращения смотреть мне в лицо и встать рядом со мной. Если хочешь принять меня, молись. Мое сердце по-прежнему ждет.

Эби слушала, не поднимая глаз.

- Но ты ведь не хочешь этого, - горько усмехнулся Лапа. - Прости меня, - вдруг прошептал он. - Прости.

Он вглядывался в лицо Белой, ожидая ответа, но так и не услышал ее слов. Подавленный, он не придал значения ее странному взгляду, который она бросила на него, тут же отведя глаза. Подняв с пола пиджак, он ушел, оставив ее один на один с его горечью. Придвинув к себе стул, Эбигайль, села. То, что Когтистая Лапа попросил прощения, потрясло ее. А он просто знал, что должен был поступить так. Он чувствовал в этом потребность, и мудрый священник только подсказал, как выразить словами то, что его мучило. В искренности слов Лапы Эби не сомневалась. Но как могло быть такое, что душа вчерашнего дикаря, возводящего месть в религию, вдруг поднялась до высот искреннего прощения, до каких доходит не каждый христианин. Это заставило Эбигайль взглянуть на Когтистую Лапу по-другому и повернуться к нему сердцем. Но в тоже время, она боялась принять его, но из-за обиды ли? Может она боялась боли, зная, как глубоко входят в ее сердце чувства, настолько глубоко, что могут сломать ее. Едва оправившись от потери, она боялась, что не вынесет их силу, не перенесет еще раз утраты. Она всего лишь слабая женщина. Хения был сильным человеком, но разве он сумел защитить ее от боли разлуки с ним, от своей смерти.