Без очереди. Сцены советской жизни в рассказах современных писателей

Хелен с Костей жили открытым домом. У английской журналистки рабочие и инженеры, конечно, не собирались, я был, кажется, единственный по этой части, а присутствовала московская и отчасти ленинградская богема. Приличная богема, с человеческим лицом, без особых закидонов и не отмеченная слишком уж откровенными признаками романтического порока. Они держались как состоявшиеся и уверенные в себе люди. Многие что-то делали и достигали успеха: режиссер Юхананов снимал на финансово непредставимую для обывателя видеокамеру формата VHS авангардное кино и дружил с Вимом Вендерсом! Группа “Оберманекен” сочинила песню про девушку-подростка с запахом апельсина. Меня гости Хелен не особенно замечали. Несколько раз я делал тщетные попытки сойтись с кем-то поближе, в основном с молодыми женщинами. Но я не расстраивался и принимал это спокойно: на что я им сдался? Меня и так все устраивало. Я был молод, знал мало, только недавно прочитал Борхеса. Разговоры, которые здесь велись – что о власти, что об искусствах, не расширяли как-либо решительно границы моего мира, но бывало интересно послушать. Меня привлекало в этих людях не столько свободомыслие, а то, что они сумели выбраться из советской системы труда с ее принуждением и отсиживанием по часам и присвоили себе время своей жизни. Я хотел как-то к этому пристроиться.

Ну и, что скрывать, не последнюю роль играл пусть порой и скромно, но всегда накрывавшийся стол, журнальный столик хотя бы, – и закупалось все, конечно, в самой натуральной валютной “Березке”. Не то чтобы меня прямо очаровывала красивая жизнь, да и русскому человеку, я уже тогда знал, стоит придерживаться неокрашенной водки (хотя водка тут была как раз первоклассная – экспортная “Столичная” в двухлитровых бутылках с ручкой), но все же сравнивать синий джин с “Бифитером”, тестировать сразу несколько сортов пива в ярких притягательных банках или разноцветные ликеры, ту или иную ветчину, сыр, невиданные печенья и вафли… Это было любопытно даже для ума, даже если забыть, что я в то время ходил почти все время голодный, а этот стол выглядел, словно перелетел из пространств тысячи и одной ночи. И труднее всего мне было оторваться не от виски и вафель, а от фасованных орешков, у которых тоже имелось множество видов и вкусов.

Капитан, о котором я уже перестал вспоминать, объявился перед самым моим дипломом, я заканчивал большие листы с чертежами радиорелейных линий. Эта встреча вышла совсем короткой. “Раз у нас сложились отношения…” – сказал он, и я это, разумеется, проглотил. В общем, он знал и о моих попытках поступить во ВГИК, и даже о каких-то куда более призрачных желаниях, обсуждавшихся, может быть, в телефонных разговорах. Выходило, они продолжали за мной следить уже просто так, на всякий случай. “Насчет второго образования – вы же понимаете, что мы имеем возможности, – сказал капитан. – А можно и на телевидение. Или вы вот однажды упоминали Высшие режиссерские курсы. (Упоминал? Что-то я не помнил, хотя в общем и не очень всерьез поболтать о чем-то подобном я любил.) А если хотите – к нам. Для радиоинженера хорошая работа всегда найдется”.

Наверное, предполагалось, что стучать я буду теперь на ту богему, с которой познакомился у Хелен. Или на кого-то неведомого еще, кто явится в грядущем. Ну, я прислушался к себе. Нет, не хотелось. Отказ и сейчас мог, наверное, обернуться какими-то сложностями, но, по крайней мере, экзамен на военной кафедре был уже позади, отправить меня в армию могли попытаться теперь только младшим лейтенантом, и можно было просто тихо где-нибудь пересидеть – за офицерами не гонялись поименно. Так что я поблагодарил и сказал, что хочу попробовать всего добиться сам.

И больше (за вычетом тех друзей, что потом объявят о себе, – но они по мне не работали) мы ни с капитаном, ни с его коллегами не встречались. По крайней мере так, чтобы я об этом знал.

А я отправился чинить населению телевизионные антенны. Это было обычное распределение на обычную умеренно дерьмовую работу. Никто мне вроде бы нарочно не вредил – во всяком случае, сначала я был в этом уверен. В ту же контору определили с нашего курса и моего приятеля и собутыльника, любителя иностранных пластинок, скейтборда и книги про солдата Чонкина Серегу Ранкина. Формально мы числились на Останкинской башне, как бы в одном из ее цехов, но там так ни разу и не побывали – не имели ни пропуска, ни допуска. Только за зарплатой приезжали в административное здание под башней, там же туристам оформляли экскурсии. Кое-какие из наших сотрудников, занимавшие очередь в холле, у иностранных граждан вызывали тревожное любопытство. Но в глаза им иностранцы старались не смотреть.