Битва за Рим

– Понимаю твое беспокойство, Квинт Муций. Но суть в том, что я хочу увеличить влияние римского сената и мыслю достаточно широко, чтобы использовать идеи Гая Гракха, если они отвечают моим целям.

– Каким образом пополнение сената всадниками способно усилить влияние сенаторского сословия? – спросил Красс Оратор.

– Да, Гай Гракх предлагал именно это, – стал объяснять Друз. – Но мое предложение несколько иное. Во-первых, невозможно отрицать очевидное: сенат стал слишком малочислен. На заседания приходят далеко не все, часто не набирается кворума. Если нам придется заседать в коллегиях присяжных, на скольких из нас ляжет эта обязанность? Согласись, Луций Лициний, добрая половина сенаторов, а то и более отказывались быть присяжными, когда коллегии были целиком сенаторскими. Но в отличие от Гая Гракха, собиравшегося пополнить сенат всадниками, я хочу привлечь людей нашего, сенаторского уровня – ну и некоторое число всадников, чтобы они не протестовали. У всех нас есть дяди, кузены, даже младшие братья, которые с удовольствием вошли бы в сенат и имеют достаточное состояние, но им нет хода, ведь сенат заполнен. Их я ввел бы в сенат в первую очередь. Что до всадников, то чем плохо превратить некоторых ярых противников в наших сторонников, сделав их сенаторами? Новых сенаторов одобряют цензоры, и им принадлежит последнее слово. – Друз откашлялся. – Знаю, сейчас у нас нет цензоров, но мы можем выбрать новую пару в апреле или годом позже.

– Мне нравится эта идея, – сказал Антоний Оратор.

– Какие еще законы есть у тебя в запасе? – спросил великий понтифик Агенобарб, пропуская мимо ушей слова о цензорах, ибо таковыми еще должны были оставаться Красс Оратор и он, если бы не их ссора.

Но на этот вопрос Друз уже не дал прямого ответа, сказав только:

– Пока не знаю, Гней Домиций.

– Так уж не знаешь? – фыркнул великий понтифик.

Друз невинно улыбнулся:

– Возможно, и знаю, Гней Домиций, но еще недостаточно твердо, чтобы обсуждать их в таком благородном обществе. Не сомневайтесь, у вас будет возможность их обсудить.

– Вот как?.. – с сомнением произнес великий понтифик Агенобарб.

– Хотелось бы мне знать, Марк Ливий, как давно ты решил баллотироваться в народные трибуны, – молвил принцепс сената Скавр. – Мне непонятно, почему после избрания плебейским эдилом ты не пытался обратиться к сенату. Получается, ты приберегал право первой речи для особого случая?

Друз вытаращил глаза:

– Как ты можешь такое предполагать, Марк Эмилий? Эдилу не о чем говорить!

– Гм… – буркнул Скавр и пожал плечами. – Я поддержу тебя, Марк Ливий. Мне нравится твой образ мыслей и действий.

– И я, – сказал Красс Оратор.

Остальные тоже согласились поддержать Друза.

Друз не выдвигал свою кандидатуру в народные трибуны до утра дня выборов; это был рискованный шаг, но в его случае замысел удался. Ему не пришлось отвечать на неудобные вопросы в предвыборный период, и все выглядело так, будто он, увидев безликий список кандидатов, попросту отчаялся и под влиянием момента, желая повысить планку, предложил себя. Самыми сильными его противниками были Сестий, Савфей и Миниций – люди незнатные и тусклые. Друз раскрыл свое намерение только после того, как это сделали двадцать два его соперника.

Выборы прошли спокойно, избирателей было мало – всего две тысячи, небольшая часть имеющих право голоса. В комиции могло свободно поместиться вдвое больше людей, поэтому переносить голосование в другое место – например, в цирк Фламиния – не было нужды. После регистрации кандидатов председатель завершавшей полномочия коллегии народных трибунов приступил к процедуре голосования, сперва устроив перекличку избирателей и рассортировав их по трибам.

За происходившим строго следил консул-наблюдатель плебей Марк Перперна. Ввиду низкой явки рабам, державшим канаты для разделения триб, не пришлось отправлять более многочисленные трибы в отсеки за пределами площадки комиция.

Поскольку это были выборы, все тридцать пять триб голосовали одновременно, а не как при утверждении закона или вынесении приговора – одна за другой. Корзины, в которые опускались восковые таблички, стояли на вре́менном помосте под западным краем ростры, на которой размещались завершавшие свой срок народные трибуны, кандидаты и консул-наблюдатель.

Вокруг нижних ярусов комиция воздвигли деревянную загородку. Тридцать пять узких проходов круто поднимались со дна амфитеатра на шесть футов, к корзинам; канаты, разделявшие трибы, тянулись поперек ярусов, отделяя одну трибу от другой, делая комиций похожим сверху на нарезанный кусками пирог. Каждый избиратель, подойдя к своему проходу, получал от одного из стражей восковую табличку, останавливался, чтобы чиркнуть по ней палочкой-стилем, поднимался по дощатому помосту и бросал табличку в корзину своей трибы. Исполнив гражданский долг, он мог уйти, пройдя по верхнему ярусу амфитеатра до края ростры. Но те, кто не поленился надеть тогу и явиться на выборы, не уходили до завершения подсчета голосов, а потом задерживались на Нижнем форуме, болтая, закусывая и наблюдая за работой в комиции.