Битва за Рим

– Верно, – подтвердил Марий с облегчением. – Вся эта суматоха не могла его воодушевить.

– Лучший лекарь – время, – молвил Скавр, тоже потерявший сына, причем при еще более трагических обстоятельствах, чем Сулла.

– Что ты теперь предпримешь, Марк Ливий? – спросил Марий.

– Я выступлю перед плебейским собранием, – сказал Друз. – Через три дня я созову contio.

– Там оппозиция будет еще сильнее, – предостерег Красс Оратор.

– Не важно, – упрямо ответил Друз. – Я поклялся провести этот закон, и я добьюсь своего.

– А мы тем временем продолжим обрабатывать сенат, – обнадежил его Скавр.

– Попробуй повлиять на тех, кого оскорбил Катул Цезарь, – посоветовал ему Друз со слабой улыбкой.

– Беда в том, что многие из них будут самыми ожесточенными противниками предоставления гражданства, – с усмешкой сказал Помпей Руф. – Ведь тогда им вновь придется общаться со своей италийской родней, от которой они открестились.

– Ты, похоже, уже забыл об оскорблении, – фыркнул Помпей Страбон, все еще кипевший от возмущения.

– Вовсе нет, – возразил Помпей Руф, не переставая улыбаться. – Просто затаил обиду, чтобы обрушить гнев на истинных виновников. Что толку вымещать его на тех, кто ни при чем?

Друз созвал contio

в четвертый день сентября. Плебс явился на зов с охотой, ожидая бурных дебатов, но не предчувствуя опасности: раз бразды правления находились в руках Друза, насилие исключалось. Но стоило Друзу заговорить, как появился Луций Марций Филипп со своими ликторами и с большой группой молодых всадников и сенаторских сынков.

– Это собрание противозаконно! Требую разойтись! – крикнул Филипп, продираясь сквозь толпу следом за ликторами. – Пошевеливайтесь! Приказываю разойтись!

– У тебя нет полномочий распускать народное собрание, – спокойно, с деланым равнодушием заявил Друз. – Занимайся своими делами, младший консул.

– Я плебей, я вправе здесь находиться, – возразил Филипп.

Друз изобразил ласковую улыбку:

– В таком случае, Луций Марций, прошу, веди себя как представитель народа, а не как консул. Стой и слушай вместе с остальными.

– Собрание противозаконно! – не унимался Филипп.

– Предзнаменования сочтены благоприятными; созывая contio, я следовал букве закона, а ты отнимаешь у нас бесценное время, – сказал Друз под громкие одобрительные крики присутствующих, которые, возможно, возражали против того, что собирался говорить Друз, но были возмущены вмешательством Филиппа.

Это послужило сигналом для пришедшей с Филиппом молодежи: толпу стали расталкивать, снова зазвучали призывы расходиться, из-под тог были извлечены дубинки.

При виде оружия Друз крикнул с ростры:

– Расходитесь! Я никому не позволю превратить законное собрание в потасовку!

Но собравшихся это не устроило. Некоторые принялись отбиваться, кто-то уже пустил в ход дубинку. Друзу пришлось спрыгнуть с ростры и, увертываясь от ударов, самому уговаривать людей мирно разойтись.

В этот момент кто-то из расстроенных италийских клиентов Гая Мария потерял самообладание и, не обращая внимания на попытки его остановить, а также пользуясь вялостью ликторов младшего консула, подбежал к Филиппу, нанес ему удар наотмашь в нос и был таков. Кровь хлынула на белоснежную тогу Филиппа, тщетно пытавшегося ее остановить.

– Ты получил по заслугам, – бросил ему с усмешкой Друз и покинул собрание.

– Молодец, Марк Ливий, – сказал принцепс сената Скавр, наблюдавший за происходящим со ступенек курии Гостилия. – Что теперь?

– Теперь – снова в сенат, – ответил ему Друз.

Опять представ перед сенатом в седьмой день сентября, Друз, к немалому своему удивлению, был принят более благосклонно: его союзники-консуляры потрудились на славу.

– Сенат и народ Рима должны понять, – заявил Друз громко, твердо и серьезно, произведя на слушателей должное впечатление, – что если мы и впредь будем отказывать италийцам в нашем гражданстве, то разразится война. Поверьте, я не бросаюсь словами! Прежде чем кто-то из вас примется отрицать, что италийцы способны быть грозными врагами, и поднимать их на смех, я напомню, что вот уже четыреста лет они участвуют в наших войнах, а порой поднимают меч и против нас. Они знакомы с нами как с воюющим народом, знают, как мы воюем, и сами воюют так же. В прошлом Риму приходилось напрягать все силы, чтобы сокрушить одно или два италийских племени – или кто-то здесь забыл про битву в Кавдинском ущелье? Тогда нам пришлось иметь дело всего с одним италийским племенем – самнитами. До Аравсиона самые тяжелые поражения Риму наносили самниты. И если ныне италийские племена решат объединиться и вместе воевать против нас, то я задаю себе и всем вам вопрос: сможет ли Рим их победить?

По белым рядам справа и слева от Друза пробежал, как ветерок по лиственному лесу, шумок беспокойства. Общий вздох тоже был подобен дуновению.