– Они пустят ему кровь и очистят кишечник, а это последнее, что ему требуется, – твердо сказала она. – Он давно не ел, только и всего. Вот придет в себя, я напою его вином с медом, и он снова станет прежним. Особенно когда как следует выспится.
Корнелия Сципиона уложила сына в постель и заставила выпить большую чашу горячего вина с медом.
– Филипп! – крикнул он, пытаясь сесть.
– Забудь об этом червяке. Сначала наберись сил.
Он выпил еще вина и все-таки сел, ероша свои короткие черные волосы.
– Ах, мама! Возникла ужасная трудность: Филипп узнал о клятве.
Скавр рассказал Корнелии о случившемся, поэтому ей не пришлось расспрашивать сына. Она понимающе кивнула:
– Ты же не думал, что Филипп или еще кто-нибудь не станет задавать тебе вопросов?
– Это было так давно, что я забыл о проклятой клятве!
– Это не важно, Марк Ливий, – сказал она, придвинула табурет к его кровати и взяла его за руку. – То,
– Меня за это возненавидят.
– Некоторые возненавидят – верно. Большинство – из зависти. Другие придут в восхищение, – сказала Друзу мать. – Друзей, принесших тебя домой, это ничуть не поколебало.
– Кто были эти друзья? – пылко осведомился Друз.
– Марк Эмилий, Марк Антоний, Квинт Муций, Гай Марий, – перечислила она. – Да, еще этот обворожительный Луций Корнелий Сулла! Будь я моложе, я бы…
Зная мать, он уже давно не хмурился на такие ее слова.
– Удивительно, что он тебе приглянулся! – сказал он с улыбкой. – Между прочим, он проявляет большой интерес к моим идеям.
– Я так и поняла. В этом году умер его единственный сын?
– Да.
– По нему заметно, – сказала Корнелия Сципиона, вставая. – Теперь, Марк Ливий, я позову твоего брата. А ты сделай над собой усилие, поешь. Хорошая еда пойдет тебе на пользу. Я велю приготовить что-нибудь вкусное и питательное и вместе с Мамерком составлю тебе компанию.
Когда Друза оставили наедине с его мыслями, уже стемнело. Он чувствовал себя гораздо лучше, но страшная усталость не проходила; даже после еды и сладкого вина его не клонило в сон. Когда он в последний раз крепко спал, как долго не высыпался? Наверное, уже многие месяцы!
Филипп обо всем пронюхал. Кто-то обязательно должен был узнать о нем всю правду и прийти с этим либо к нему, Друзу, либо к Филиппу или Цепиону. Интересно, что Филипп ничего не сказал даже Цепиону, а ведь они друзья не разлей вода! Если бы он проболтался, то Цепион проявил бы нетерпение и попытался бы перетянуть одеяло на себя, чтобы Филиппу не достались все лавры. Именно поэтому Филипп держал свое открытие в тайне. С этого вечера миру и дружбе в доме Филиппа придет конец, подумал Друз, невольно улыбнувшись.
Теперь, после свершившегося разоблачения, Друз успокоился. Мать была права. Огласка клятвы не могла повлиять на то, что он делал, а всего лишь уязвляла его гордыню. Даже если все решат, что он действует ради приобретения огромного числа клиентов, как это ему помешает? Разве задача в том, чтобы убедить их в своем полном бескорыстии? Отказаться от собственной выгоды было бы не по-римски, а он настоящий римлянин! Теперь он ясно понимал, что идея завербовать гигантское число клиентов в обмен на предоставление гражданства нескольким сотням тысяч человек все равно рано или поздно стала бы очевидна и для сенаторов, и для предводителей плебса, и для всей римской черни. То, что никто до этого не додумался, пока Филипп не зачитал клятву, говорило об остроэмоциональном отношении к этому вопросу, затмевавшему здравый смысл. Как можно ожидать, что люди увидят логику в его программе, если из-за поднявшейся бури чувств они проглядели даже столь очевидный патронат? Раз они проворонили армию клиентов, то где им понять логику?
У него отяжелели веки, и он провалился в сон – глубокий и целительный.
На рассвете следующего дня Друз пришел в Гостилиеву курию прежним и чувствовал себя готовым к бою с Филиппом, Цепионом и им подобными.
Председательствовавший на заседании Филипп пренебрег всеми другими темами, включая наступление марсов: на первом месте у него стоял Друз и клятва, данная тому италийцами.
– Все ли верно в тексте, который я вчера зачитал, Марк Ливий? – осведомился Филипп.
– Насколько я знаю, все верно, Луций Марций, хотя раньше я не слышал эту клятву и не видел ее на бумаге.
– Но ты знал о ней.
Друз заморгал, изображая изумление:
– Как же мне было о ней не знать, младший консул! Как можно не знать о такой выгоде для себя самого и для Рима? Разве от тебя это ускользнуло бы, если бы ты ратовал за предоставление гражданства всем италийцам?
Это было уже нападение, уже месть; Филиппу, сбитому с толку, пришлось прикусить язык.
– Я бы ратовал за хорошую плетку, больше они ничего от меня не дождутся, – нашелся он наконец.