Битва за Рим

– Что выдают эти слова, как не вопиющую глупость? – вскричал Друз. – Вот что следует предпринять на всех уровнях, отцы, внесенные в списки! Исправить несправедливость, затянувшуюся на многие поколения, установить в нашей стране столь желанное реальное равенство, снести самые возмутительные барьеры между людьми разных сословий, устранить угрозу неминуемой войны – а она неминуема, предупреждаю! – и добиться, чтобы все до одного новые римские граждане оказались связаны клятвой верности Риму и всем до одного римлянам! Последнее – жизненно важно! Это значит, что все новые граждане будут ведомы верным, римским курсом, это значит, что они будут знать, как и за кого голосовать, это значит, что они станут выбирать настоящих римлян, а не своих италиков!

Это соображение звучало убедительно. Друз видел, как задумываются его внимательные слушатели – а внимательны были сейчас все. Он хорошо знал, чего больше всего боятся его коллеги-сенаторы: что огромное количество новых римских граждан просочится во все тридцать пять триб и значительно уменьшит долю римлян среди голосующих, из-за чего италийцы станут проходить в консулы, преторы, эдилы, народные трибуны и квесторы, заполонят сенат, горя решимостью отнять контроль над ним у римлян. Не говоря о всевозможных комициях. А вот если эти новые римляне будут связаны клятвой, страшной торжественной клятвой, с Римом и со всеми до одного римлянами, то честь обяжет их поступать по-клиентски – голосовать так, как им велят.

– Италийцы – люди чести, такие же, как мы, – продолжил Друз. – Что они и показали, принеся эту клятву. Приняв этот дар – наше гражданство, – они покорятся воле истинных римлян. Истинных

римлян!

– Ты хочешь сказать, что они покорятся твоей воле! – ядовито вставил Цепион. – А мы, остальные истинные римляне, получим просто неофициального диктатора!

– Вздор, Квинт Сервилий! Разве, исполняя свой долг народного трибуна, я хоть раз нарушил волю сената? Разве собственное благо было мне дороже блага сената? Когда я игнорировал волю всего народа Рима, от верхов до самых низов? Кто превзойдет в роли покровителя италийцев меня, сына своего отца, римлянина из римлян, истинного, убежденного консерватора?

Друз раскинул руки и, поворачиваясь, обвел взглядом весь сенат.

– Кого вы предпочтете на роль покровителя стольких новых сограждан, отцы-законодатели? Марка Ливия Друза или Луция Марция Филиппа? Марка Ливия Друза или Квинта Сервилия Цепиона? Марка Ливия Друза или Квинта Вария Севера Гибриду Сукрона? Вам следует дать ответ, сенаторы Рима, ибо италийцы получат гражданство! Я поклялся сделать это – и я это сделаю! Вы перечеркнули мои законы, вы лишили мой народный трибунат его цели и его достижений. Но год моего трибуната еще не завершен, и ни разу еще я не дал вам, отцы, внесенные в списки, повода усомниться в моей решимости. Послезавтра я представлю предложение о предоставлении италийцам гражданских прав на рассмотрение плебейского собрания и намерен обсуждать его на всех contio, всякий раз скрупулезно соблюдая правила, уважая закон, в обстановке спокойствия и порядка. Помимо всех прочих клятв, я клянусь всем вам, что в срок своего народного трибуната добьюсь утверждения главного lex Livia

, по которому каждый мужчина от Арна до Регия, от Рубикона до Брундизия, от Тусканского моря до Адриатики станет полноправным гражданином Рима! Раз италийцы поклялись мне в верности, то я тоже клянусь им, что, оставаясь народным трибуном, добьюсь для них гражданства. Я сделаю это. Поверьте мне, сделаю!

Он выиграл бой, – все до одного знали это.

– Главное его достижение состоит в том, – молвил Антоний Оратор, – что теперь они все считают предоставление гражданства неизбежным. Они привыкли видеть, как ломают других, а не ломаться сами. Но Друз их сломил, уверяю тебя, принцепс сената!

– Согласен, – сказал Скавр, определенно вдохновленный. – Знаешь, Марк Антоний, ничто, творящееся в римской власти, не способно меня удивить, потому что все уже бывало, причем лучше, чем теперь. Но Марк Ливий неповторим. Ничего похожего Рим еще не видывал. И, подозреваю, больше не увидит.

Друз был верен своему слову. Он внес вопрос о предоставлении италийцам гражданских прав на concilium plebis, овеянный славой неукротимого борца, вызывавшей всеобщее восхищение. Известность его росла и крепла, о нем говорили во всех слоях общества; его твердый консерватизм, железная воля поступать только по правилам, только по закону превратили его в героя, каких прежде не бывало. Консервативен был весь Рим, включая бедноту: он мог поддержать Сатурнина и подобных ему, но не был готов расправляться ради Сатурнина с лучшими своими сынами. Mos maiorum – обычаи, привычки и традиции, выкованные столетиями, – сохраняли важность даже для черни. И вот нашелся человек, для которого mos maiorum были важны наряду со справедливостью. Марк Ливий Друз виделся чуть ли не полубогом, а значит, народ был готов уверовать в правильность всех его желаний.