– Вы можете дать ему что-нибудь болеутоляющее?
– Я уже дал ему маковый сироп, надо повторить. Увы, не думаю, что это поможет.
– А что поможет? – спросил Мамерк.
– Ничего.
– Ты хочешь сказать, что мой сын умирает? – недоверчиво спросила Корнелия Сципиона.
– Да,
– А боль? Вы не можете облегчить его страдания? – спросила мать.
– Самое действенное средство в нашей фармакопее – сироп из анатолийских маков,
Всю нескончаемую ночь Друз безостановочно кричал. Его страшные предсмертные стоны проникали во все закоулки прославленного дома, достигали ушей шестерых детей, тесно сгрудившихся в детской, чтобы было не так страшно. Старший брат не переставал обнимать голову маленького Катона, все шестеро плакали навзрыд, потрясенные зрелищем окровавленного дяди Марка на полу; эта картина вошла в их жизнь наряду с чередой множества трагедий.
Цепион-младший обнимал братишку, целовал его волосы и твердил:
– Видишь, я здесь! С тобой ничего не случится!
На спуске Виктории собирались люди; толпа уже вытянулась на три сотни шагов в каждую сторону. Крики Друза долетали даже сюда, и люди откликались на них вздохами и всхлипами, свидетельствовавшими об их искреннем сочувствии.
Внутри, в атрии, собрался сенат; ни Цепион, ни Филипп не явились – мудрое решение; Сулла, высунувший голову из двери кабинета, не нашел и Квинта Вария. У выхода в крытую галерею мелькнула тень, и он, поспешив туда, увидел смуглую миловидную девочку лет тринадцати-четырнадцати.
– Тебе чего? – спросил он, внезапно появившись перед ней и осветив ее лампой.
Она ахнула при виде его золотисто-рыжих волос; ей показалось, что воскрес Катон Салониан. В ее глазах сверкнула ненависть, но она тут же овладела собой.
– Кто ты такой, чтобы меня спрашивать? – высокомерно спросила она.
– Луций Корнелий Сулла. А ты кто такая?
– Сервилия.
– Ступай в постель, юная Сервилия. Здесь тебе не место.
– Я ищу отца.
– Квинта Сервилия Цепиона?
– Да, моего отца!
Сулла засмеялся, не щадя ее чувств:
– Разве стал бы он сюда соваться, глупое ты дитя, когда полмира подозревает его в убийстве Марка Ливия?
В ее глазах сверкнула радость.
– Он правда умрет? Правда?
– Да.
– Хорошо! – После этого дикого ответа она выскользнула в дверь.
Сулла пожал плечами и вернулся в кабинет.
Вскоре после рассвета за ними пришел Кратипп:
– Марк Эмилий, Гай Марий, Марк Антоний, Луций Корнелий, Квинт Муций, хозяин хочет вас видеть.
Крики раненого уже сменились редкими булькающими стонами. Мужчины в кабинете понимали, что это значит, поэтому поспешно засеменили следом за управляющим мимо сенаторов, сбившихся в кучки по всему атрию.
Друз лежал белый как полотно, но на его лице, превратившемся в маску, все еще сияла пара живых, огромных, прекрасных черных глаз. Справа от него стояла с сухими глазами и с прямой спиной Корнелия Сципиона, слева – спокойный и решительный Мамерк Эмилий Лепид Ливиан. Все врачи вышли.
– Друзья мои, я ухожу, – проговорил Друз.
– Мы понимаем, – тихо сказал Скавр.
– Мой труд останется незавершенным.
– Это так, – кивнул Марий.
– Чтобы меня остановить, им пришлось пойти на это! – еле слышно, превозмогая боль, произнес Друз.
– Кто это был? – спросил Сулла.
– Их было семеро, кто-то из них… Я их не знаю. Обычные люди. Третье сословие, не простолюдины.
– Тебе угрожали? – спросил Сцевола.
– Нет. – Он снова застонал.
– Мы найдем убийцу, – пообещал Антоний Оратор.
– Или того, кто ему заплатил, – уточнил Сулла.
Они молча сгрудились в изножье кровати, не желая мешать Друзу прожить оставшийся ему крохотный клочок жизни. Перед самым концом он сумел, тяжело дыша, превозмочь боль, приподнял голову и уставился на них затуманенным взором.
–
Его прекрасные глаза полностью затянуло пеленой, и они сделались мутно-золотыми. Друз умер.
– Никто, Марк Ливий, – ответил умершему Сулла. – Никто.
Часть пятая
Квинт Поппедий Силон узнал о гибели Друза из письма Корнелии Сципионы, которое он получил в Маррувии всего через два дня после несчастья, что лишний раз свидетельствовало о редкостной силе духа и рассудительности матери погибшего. Она обещала сыну дать знать Силону о происшедшем, прежде чем известие дойдет до него кружным путем, и выполнила обещание.
Силон разрыдался, хотя не удивился и не испытал потрясения. Успокоившись, он почувствовал легкость и исполнился целеустремленности; время ожидания и неопределенности миновало. Со смертью Марка Ливия Друза улетучилась всякая надежда добиться римского гражданства для италийцев мирным путем.