В тот самый день, когда образовалась новая страна Италия и когда самые видные ее мужи начали совещаться в новой столице Италике, претор Квинт Сервилий из семейства Авгуров двинулся по Соляной дороге из портового города Фирм-Пиценский, наконец-то повернув обратно в Рим. С самого июня он путешествовал по землям к северу от Рима, от плавных зеленых холмов Этрурии до реки Арн – границы Италийской Галлии; с Арна он устремился на восток, в Умбрию, оттуда в Пицен и дальше к адриатическому берегу. По его собственному разумению, он вполне преуспел: ни один камень не остался не перевернутым, и если он не разоблачил никакого хитроумного заговора, то по той простой причине, что заговоров никто не плел. Он был в этом совершенно убежден.
Его путешествие было обставлено по-царски. Наделенный проконсульским империем, он мог позволить себе роскошь ехать за двенадцатью ликторами в алых одеяниях, подпоясанными черными ремнями с медными пряжками, с топорами, поблескивавшими внутри связок прутьев. Восседая на белоснежной лошади, в посеребренных доспехах поверх пурпурной туники, Квинт Сервилий из семейства Авгуров, сам того не зная, вел себя как армянский царь Тигран: рядом с ним, как рядом с Тиграном, находился раб с зонтиком, защищавшим его от солнца. Попадись он на глаза Луцию Корнелию Сулле, тот живот надорвал бы от смеха. Потом Сулла выволок бы его из седла, благо лошадка под ним была низкорослая, дамская, и вывалял бы в пыли…
Каждый день Квинт Сервилий отправлял вперед отряд слуг, чтобы те готовили ему надлежащий прием на вилле у какого-нибудь местного магната или магистрата; позаботиться об удобствах для своих спутников ему и в голову не приходило. Кроме ликторов и многочисленных рабов, его сопровождали два десятка тяжеловооруженных конных стражников. Ради развлечения в этом неспешном путешествии он захватил с собой легата Фонтея, богатое ничтожество, недавно славы ради отдавшее свою семилетнюю дочь Фонтию (вместе со щедрым приданым) в коллегию дев-весталок.
По мнению Квинта Сервилия из семейства Авгуров, римские сенаторы подняли беспричинный шум, но жаловаться ему было не на что, ведь теперь он повидал в Италии столько, сколько не чаял, причем путешествуя со всеми мыслимыми удобствами. Всюду, где он появлялся, в его честь устраивали праздники и пиршества; его походная казна не оскудевала благодаря щедрости принимающей стороны, а также устрашающей мощи его проконсульского империя; из всего этого следовало, что свой преторский год он завершит с приятно раздувшейся за государственный счет мошной.
Древний Соляной тракт был ключом к процветанию Рима еще в доцарские времена, когда латинские воины-купцы просыпали здесь соль, добытую в залежах Остии. С тех пор Соляная дорога утратила былое значение и неуклонно приходила в негодность: государство не тратилось на ее поддержание, в чем Квинт Сервилий не замедлил убедиться вскоре после отъезда из Фирма-Пиценского. Сносные участки чередовались с размытыми, конские копыта скользили, что ни шаг, на выпиравших булыжниках. В довершение зол въезд в следующий значительный город на пути процессии, Аскул Пиценский, оказался перегорожен оползнем. На расчистку дороги ушло полтора дня, проведенных Квинтом Сервилием в обстановке вопиющего дискомфорта.
Весь путь на запад шел в гору, ибо сразу за узкой прибрежной полосой начинались высокие Апеннины. Тем не менее расположенный вдали от моря Аскул-Пиценский был самым крупным и важным городом всего Южного Пицена, окруженным каменными стенами внушительной высоты, перекликавшимися с окрестными горными вершинами. Поблизости текла река Труентин, превратившаяся в это время года в цепочку луж, однако сообразительные горожане давно научились извлекать воду из галечного слоя под речным дном.
Отправленный вперед авангард из слуг не бездействовал, в чем Квинт Сервилий убедился, добравшись наконец до главных городских ворот, где его встречала небольшая группа явно процветающих торговцев, сплошь в тогах римских граждан, изъяснявшихся не на греческом, а на латыни.
Квинт Сервилий слез со своей белоснежной лошадки, перекинул полу пурпурной тоги через левое плечо и изготовился с благодушной снисходительностью внимать приветствиям.
– Это ведь не римская и не латинская колония? – осведомился он неопределенно, поскольку в таких вещах познания римского претора, разъезжающего по Италии, оставляли желать лучшего.
– Нет, Квинт Сервилий, но здесь проживает около сотни римских граждан, – отвечал глава депутации, носивший имя Публий Фабриций.
– Где же тогда предводители пиценов? – сердито осведомился Квинт Сервилий. – Я ждал, что меня встретят местные жители.
– Пицены уже не одни месяц избегают нас, римлян, – стал оправдываться Фабриций. – Не знаю почему! Похоже, они питают к нам недобрые чувства. Нынче у местных празднества в честь Пикуса.
– Пикус? – удивился Квинт Сервилий. – Это дятел, что ли?
За разговором они прошли в ворота и оказались на небольшой площади, убранной гирляндами осенних цветов и усыпанной лепестками роз и мелкими ромашками.