Битва за Рим

– Для пиценов Пикус – подобие Марса, – стал объяснять Фабриций. – По их верованиям, он был царем Старой Италии, приведшим пиценов с их родных сабинских земель, что за горами, в нынешний Пицен. Здесь Пикус превратился в дятла и обозначил им границы, выстучав в деревьях дупла.

– Надо же! – бросил Квинт Сервилий, утратив интерес к рассказу.

Фабриций привел Квинта Сервилия и его легата Фонтея в собственный роскошный особняк в самой высокой точке города. Он даже позаботился об удобном размещении неподалеку ликторов и стражи, а рабов отправил на постой к своим рабам. От всех этих стараний ему угодить, особенно при виде отведенных покоев, у Квинта Сервилия резко поднялось настроение.

День выдался жаркий, солнце стояло еще высоко; приняв ванну, оба римлянина присоединились к радушному хозяину в лоджии, откуда открывался вид на город, его внушительные стены и еще более внушительные горы вокруг; римлянину о таком виде из окон городского жилища приходилось только мечтать.

– Если пожелаешь, Квинт Сервилий, – заговорил Фабриций при появлении гостей, – сегодня мы можем отправиться в театр. Там будут играть «Вакхид» Плавта.

– Звучит заманчиво, – молвил Квинт Сервилий, опускаясь в мягкое кресло в тени. – Я не был в театре с тех пор, как покинул Рим. – Он глубоко вздохнул. – У вас всюду цветы, но на улицах ни души. Все из-за праздника в честь дятла?

– Нет. – Фабриций нахмурился. – Дело скорее в новой политике италиков. Пятьдесят детей из Аскула, только италики, сегодня рано утром были отосланы в Сульмон. Вместо них Аскул ожидает пятьдесят детей из Сульмона.

– Невероятно! Похоже на обмен заложниками, – проговорил Квинт Сервилий, которого это нимало не насторожило. – Неужто пицены собрались воевать с марруцинами?

– До меня не доходило слухов о войне, – ответил Фабриций.

– То, что они отправили пятьдесят детей из Аскула в город марруцинов и ждут у себя пятьдесят марруцинских детей, определенно указывает на непростые отношения между пиценами и марруцинами, если не сказать больше. – Квинт Сервилий хихикнул. – Разве не чудесно будет, если они сцепятся? Тогда они и думать забудут о нашем гражданстве, верно? – Он пригубил вино и удивленно вскинул голову. – Мой дорогой Публий Фабриций! Вино охлаждено?!

– Ты приятно удивлен? – спросил Фабриций, радуясь, что сумел произвести впечатление на римского претора, носителя древнего и славного патрицианского имени Сервилий. – Каждый второй день я отправляю своих людей в горы за снегом, и мне все лето и всю осень хватает снега, чтобы охлаждать вино.

– Восхитительно! – одобрил Квинт Сервилий, развалившись в кресле. – Каков род твоих занятий? – спросил он вдруг.

– У меня эксклюзивный контракт с большинством местных садовников, – стал объяснять Публий Фабриций. – Я скупаю весь их урожай яблок, груш и айвы. Лучшее отправляю прямо в Рим, где фрукты продаются свежими. Остальное перерабатываю в джем на своем маленьком предприятии. Джем тоже идет в Рим. У меня также контракт на нут.

– Прекрасно!

– Да, и должен сказать, дела идут неплохо, – продолжил похваляться Фабриций. – Видишь ли, стоит италикам увидеть, что человек с римским гражданством начинает жить лучше, чем они, как они принимаются ворчать о монополиях, о несправедливых условиях торговли и обо всем прочем, о чем обыкновенно болтают бездельники. Все дело в том, что они не хотят работать, а у тех, кто хочет, маловато мозгов. Не будь нас, все их фрукты и прочее просто сгнили бы! Я пришел в эту холодную тоскливую дыру не для того, чтобы украсть их дело, а чтобы создать собственное! Когда я начинал, они не могли на меня нахвалиться, так были благодарны. А теперь для любого италика в Аскуле-Пиценском я – persona non grata. То же самое говорят все мои здешние друзья-римляне, Квинт Сервилий.

– Эту историю я слышу от Сатурнии до Аримина, – изрек претор, присланный разобраться с «италийским вопросом».

Когда солнце прошло уже треть пути по западной части неба и жара благодаря прохладному ветру с гор стала спадать, Публий Фабриций и его высокий гость направились в театр – временную деревянную пристройку к городской стене, защищавшую зрителей от солнца, которое все еще заливало сцену, где предстояло разворачиваться действию. Собралось уже тысяч пять пиценов, которых не пускали в первые два ряда полукруглого театра, отведенные для римлян.

Фабриций успел договориться о возведении в центре первого ряда помоста с навесом, где хватило места для курульного кресла Квинта Сервилия, кресла для его легата Фонтея и третьего кресла для самого Фабриция. То, что это сооружение загораживало сцену сидевшим непосредственно за ним, ничуть его не заботило. Его гостем был римский претор с проконсульским империем, а это было куда важнее, чем удобства каких-то италиков.