Битва за Рим

Запершись с депутацией в сенакуле – небольшом строении по соседству с храмом Согласия, принцепс сената Марк Эмилий Скавр попытался сладить с этим вопиющим бесстыдством. Верный сторонник Друза, Скавр после гибели трибуна не видел возможности и дальше настаивать на предоставлении римских прав италийцам: он не был самоубийцей.

– Передайте вашим предводителям, что не может быть никаких переговоров до полного возмещения содеянного в Аскуле, – высокомерно молвил Скавр. – В сенате вас не примут.

– Происшествие в Аскуле-Пиценском – всего лишь свидетельство того, насколько решительно настроена Италия, – возразил глава депутации, марс Публий Веттий Скатон. – Требовать чего-либо от Аскула не в нашей власти. Решение будут принимать пицены.

– Решение примет Рим! – отрезал Скавр.

– Мы еще раз просим сенат принять нас, – сказал Скатон.

– В сенате вас не примут, – твердо повторил Скавр.

После этого все двадцать человек вышли, причем ни один, как заметил Скавр, не выглядел удрученным. Скатон, выходивший последним, сунул Скавру свернутый в трубочку документ:

– Прошу от имени народа марсов принять это, Марк Эмилий.

Скавр не разворачивал документ, пока не вернулся домой. Там он получил его назад от писца, в тревоге расправил (он успел о нем забыть) и с растущим недоумением принялся разбирать написанное.

На рассвете он спешно созвал заседание сената, на которое явились далеко не все; Филипп и Цепион, как водится, остались дома. Зато присутствовал Секст Цезарь, а также новоизбранные консулы и преторы, все завершавшие полномочия народные трибуны и все новые, за бросавшимся в глаза исключением Вария. Пришли и консуляры; проведя подсчет, Секст Цезарь с облегчением убедился в наличии кворума.

– У меня в руках, – начал принцепс сената Скавр, – документ, подписанный тремя марсами: Квинтом Поппедием Силоном, называющим себя консулом, Публием Веттием Скатоном, называющим себя претором, и Луцием Фравком, называющим себя советником. Зачитываю:

Сенату и народу Рима. Мы, избранные представители народа марсов, заявляем от имени народа об отказе от наших союзнических обязательств по отношению к Риму. Мы более не станем платить Риму налогов, десятины, пошлин и сборов, которые могут от нас потребовать. Мы более не будем поставлять Риму войска. Мы забираем у Рима город Альбу-Фуценцию со всеми его землям. Просим считать это объявлением войны.

Сенат загудел; Гай Марий протянул руку, и Скавр передал ему документ. Свиток медленно переходил из рук в руки, пока все присутствующие не убедились в его подлинности и недвусмысленности.

– Выходит, мы вынуждены воевать, – заключил Марий.

– С марсами?! – воскликнул великий понтифик Агенобарб. – В разговоре со мной за Коллинскими воротами Силон предупреждал о назревающей войне, но в одиночку марсы не в силах нас одолеть! У них не хватит людей, чтобы воевать с Римом. Двумя легионами, которые он тогда привел, исчерпываются их силы.

– Действительно странно, – согласился Скавр.

– Если только к ним не присоединятся другие италийские племена, – сказал Секст Цезарь.

Но в это не мог поверить никто, включая Мария. Заседание завершилось, сенаторы так и не пришли ни к какому заключению, не считая решения внимательно следить за италиками, хотя об отправке к ним новой пары преторов не могло быть и речи! Сервий Сульпиций Гальба, претор, изучавший «италийский вопрос» южнее Рима, сообщил письмом, что уже повернул назад. После его возвращения, решил сенат, самое время будет определиться с дальнейшими действиями. Война с италиками? Возможно, но не сейчас.

– Знаю, при жизни Марка Ливия я искренне верил, что война с италиками на пороге, – сказал Марий Скавру после заседания, – но теперь, когда его не стало, я полон сомнений и не перестаю спрашивать себя, ни на это ли он рассчитывал. Честно говоря, не знаю! Неужели вызов нам бросают только марсы? Как будто так. С другой стороны, я никогда не считал Квинта Поппедия Силона болваном.

– Полностью согласен с тобой, Гай Марий, – закивал Скавр. – О, почему я не прочел эту бумагу, пока Скатон оставался в Риме? Чую нутром, боги играют с нами.

В это время года в сенаторских умах не оставалось места для того, что происходило за пределами Рима, даже для самых серьезных и требующих обдумывания событий; никто не хотел принимать решения в момент, когда завершался срок полномочий прежней пары консулов, а новая пара нащупывала возможности приобрести союзников в сенате.