– Ты не можешь отослать на десяток шагов даже собственную бабку, – презрительно бросил Марий. – Четыре тысячи, из которых могли получиться приличные солдаты, мертвы, еще шесть тысяч вернулись голышом и заслуживают кнута! Не вини в этом Гая Перперну, вини одного себя! – Он покачал головой и шлепнул себя по дряблой левой щеке. – У меня такое чувство, будто я вернулся на двадцать лет назад. Ты делаешь то же самое, что делали тогда дурни в сенате, – убиваешь хороших людей!
Луп выпрямился в свой полный – невеликий – рост.
– Я не только консул, но и командующий на этом театре военных действий, – величественно изрек он. – Ровно через восемь дней – а нынче, напоминаю, июньские календы – мы с тобой выступаем на Нерсы и подходим к землям марсов с севера. Мы движемся двумя колоннами, по два легиона в каждой, и переходим Велин по отдельности. На пути отсюда к Реате всего два моста, и на каждом не поместятся в ряд даже восемь человек. Поэтому мы и пойдем двумя колоннами, иначе переход по мостам затянется. Я воспользуюсь ближним к Карсиолам мостом, ты – мостом ближе к Клитерну. Снова соединимся на Гимелле, за Нерсами, и выйдем на Валериеву дорогу перед Антином. Ясно?
– Ясно, – ответил Марий. – Глупо, но ясно. Вот тебе не ясно, Луп, что к западу от земель марсов очень велика вероятность наткнуться на италийские легионы.
– Никаких италийских легионов западнее земель марсов нет, – возразил Луп. – Пелигны, напавшие на Перперну, опять ушли на восток.
Марий пожал плечами:
– Как знаешь. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Через восемь дней они выступили. Первым повел свои два легиона Луп, Марий двигался за ним до того момента, пока не пришла пора сворачивать на север. Лупу же предстоял короткий переход до моста через стремительный холодный Велин, вздувшийся от таяния снегов. Когда колонна Лупа скрылась из виду, Марий завел свою в ближний лес и приказал устроить привал, не разводя костров.
– Мы двигаемся вдоль Велина до Реате, за которым высятся горы, – сказал он своему старшему легату Авлу Плотию. – Если хитрые италики мечтают разгромить Рим – а я на их месте воспользовался бы нашей необдуманной ретивостью, – то разумно было бы посадить самых зорких наблюдателей вон на той вершине и следить за движением войск на этом берегу реки. Италики не могут не знать, что Луп провел в Карсиолах несколько месяцев, так почему бы им не ждать его выступления и не подстеречь войско? Первую его нелепую попытку они пресекли и теперь ждут следующей, попомни мои слова. Лучше мы пересидим в этом лесочке до темноты, ночью опять двинемся, на рассвете снова засядем в какой-нибудь чаще. Я не намерен подставлять своих людей, пока они не перейдут через мост.
Плотий, несмотря на молодость, неплохо проявил себя как младший трибун в кампании против кимвров в Италийской Галлии; там он подчинялся Катулу Цезарю, но, как все, кто прошел через ту кампанию, знал, кого надо благодарить за одержанную победу. Сейчас, внимая Марию, он радовался, что оказался в его колонне, а не в колонне Лупа. Перед уходом из Карсиол он принес шуточные соболезнования легату Лупа Марку Валерию Мессале, тоже хотевшему попасть под начало Мария.
Гай Марий подошел к мосту на двенадцатый день мая. Двигался он очень медленно по вине безлунных ночей и бездорожья; имевшейся извилистой тропой он пренебрег. Он действовал обдуманно и осторожно, хотя знал, что с вершин на другом берегу за ним не наблюдают, – об этом донес побывавший там патруль. Два легиона были бодры и охотно подчинялись всем приказам Мария; его солдаты ничем не отличались от тех, что с ворчанием поднимались с Перперной на западный перевал, сетуя на холод, – уроженцы тех же городов, тех же краев. Но они уже обрели уверенность, были готовы ко всему, включая смертельный бой, и со всем тщанием исполняли приказания, когда ступили на узкий мост. Это потому, думал Авл Плотий, что они солдаты Мария, хотя это значило, что они превратились в его безропотных мулов, несших всю поклажу на себе. Марий, как всегда, двигался налегке, в отличие от Лупа, тащившего за собой обоз.
Плотий спустился к реке южнее моста, чтобы найти удобное место для наблюдения за ладными парнями, под бодрыми шагами которых стонали и раскачивались бревна моста. Уровень бурной реки был очень высок, но Плотий нашел мысок, за которым вода была спокойной. Там он увидел тела и сначала смотрел на них, ничего не понимая, но потом вытаращил глаза. Убитые солдаты! Он насчитал сначала две, потом три дюжины трупов. Судя по перьям на шлемах, это были римляне.
Он тут же побежал к Марию, и тому хватило одного взгляда, чтобы все понять.
– Луп, – мрачно произнес он. – Ему навязали бой на другой стороне его моста. Ну-ка, помоги.
Плотий спустился вместе с Марием к воде и помог ему вытащить на берег одно тело. Вглядевшись в белое как мел лицо, на котором застыла маска ужаса, Марий сказал: