– В таком случае, если все это будет закреплено надлежащим договором, могу я рассчитывать, что вы обе согласны взять на себя присмотр за детьми?
– Можешь. У детей есть наставник?
– Нет. Старшему мальчику только десять лет, он учится в школе. Цепиону-младшему еще нет семи, Катону-младшему только три, – сообщил Мамерк.
– Тем не менее, Мамерк Эмилий, я считаю жизненно важным, чтобы ты подыскал для этой цели подходящего человека, – продолжила Порция. – Необходимо, чтобы в доме был мужчина, который пользовался бы у детей уважением, и это должен быть свободный человек, не раб. Педагог подошел бы идеально.
– Ты совершенно права, Порция. Я немедленно этим займусь, – сказал Мамерк, поднимаясь.
– Мы прибудем завтра, – пообещала Порция, провожая его к выходу.
– Так скоро? Я очень рад, но как же дела, сборы?
– У нас с дочерью ничего нет, Мамерк Эмилий, не считая одежды. Даже слуги в этом доме принадлежат Квинту Сервилию Цепиону. – Она открыла дверь. – Всего доброго. Спасибо, Мамерк Эмилий. Ты спас нас от нищеты.
«Что ж, – думал Мамерк по пути в базилику Семпрония, где рассчитывал купить педагога, – остается радоваться, что я не принадлежу к числу этих бедных шестерых детей! Но для них эта участь предпочтительнее жизни с моей Клавдией».
– У нас числятся несколько подходящих людей, Мамерк Эмилий, – сообщил Луций Дуроний Постум, владелец одного из двух крупнейших заведений Рима, предлагавших услуги педагогов.
– Сколько нынче стоит хороший педагог? – спросил Мамерк, впервые в жизни вынужденный заняться таким делом.
Дуроний пожевал губами:
– От ста до трехсот тысяч сестерциев или даже больше за самого лучшего.
Мамерк присвистнул:
– Катон Цензор пригорюнился бы!
– Катон Цензор был старым скрягой! – махнул рукой Дуроний. – Даже в его времена хороший педагог обходился гораздо дороже жалких шести тысяч.
– Но я приобретаю наставника для трех его прямых потомков!
– Либо соглашайся, либо скатертью дорога, – сказал со скучающим видом Дуроний.
Мамерк тяжело вздохнул. Шестеро детей обходились в кругленькую сумму!
– Ладно, ладно, ничего не поделаешь, я согласен. Когда можно взглянуть на кандидатов?
– Всех готовых к продаже рабов я держу непосредственно в Риме. Утром я пришлю их к тебе в дом. Каков твой верхний предел?
– Ну, не знаю… Подумаешь, лишняя сотня-другая тысяч сестерциев!.. – Мамерк вскинул руки. – Делай свое черное дело, Дуроний! Но гляди, если пришлешь тупицу или разиню, я с великим удовольствием тебя кастрирую!
Он не сказал Дуронию о своем намерении освободить купленного раба, потому что это еще сильнее повысило бы цену. Он собирался освободить педагога самостоятельно и сделать его своим клиентом. После этого наставник будет связан с ним обязательствами крепче, чем раб. Клиент-вольноотпущенник – слуга своего благодетеля.
В конце концов пригодным оказался один-единственный человек, вдобавок самый дорогой. Дуроний знал свое дело. Учитывая проживание в доме двух женщин в отсутствие отца семейства, наставник должен был обладать высокой нравственностью, быть человеком приятным и понимающим. Одобренный кандидат по имени Сарпедон происходил из Ликии, что на юге римской провинции Азия. Как многие его собратья, он добровольно продался в рабство, рассудив, что будет иметь больше шансов на обеспеченную старость, если до того попадет в услужение к знатным римлянам. Таким способом он добьется либо свободы, либо приличного содержания. Поэтому он обратился в отделение компании Луция Дурония Постума в Смирне и был принят. Сейчас он поступал в услужение в качестве раба. В свои двадцать пять лет он был прекрасно начитан по-гречески и по-латински; греческий у него был воистину аттический, латинским же он владел настолько свободно, что мог сойти за римлянина. Но место досталось ему не поэтому. Причина была в его ужасающем уродстве: ростом он едва доходил Мамерку до груди, был болезненно тощ и весь в рубцах – последствие пожара, в который угодил в детстве. Зато он обладал чарующим голосом и чудесными добрыми глазами, заставлявшими забыть об изуродованном лице. Узнав, что будет немедленно освобожден и получит имя Мамерк Эмилий Сарпедон, он счел себя счастливейшим из людей; ему положили высокое жалованье и даровали римское гражданство. Когда-нибудь он сможет удалиться на покой в родной Ксанф и вести там зажиточную жизнь.
– Я изрядно потратился, – пожаловался Мамерк Скавру, кладя ему на стол свитки документов. – Предупреждаю тебя как душеприказчика Сервилиев Цепионов: тебе не удастся выйти сухим из воды, ведь мы оба – душеприказчики Друза. Полюбуйся на счет. Предлагаю поделить его пополам.
Скавр развернул бумаги:
– Наставник –
– Сам ступай к Дуронию! – возмутился Мамерк. – Я сделал все, как ты сказал. В доме будут жить две знатные римлянки, о добродетели которых надлежит печься, поэтому смазливый наставник исключался с самого начала. Новый педагог ужасно уродлив.
Скавр хихикнул: