Во всех городах, где италийское население присягало на верность Италии, римское население обрекалось на смерть. К этим городам принадлежала и Нола; отважная женщина, спрятавшая Сервия Сульпиция Гальбу, разделила судьбу остальных. Даже зная это, голодающий гарнизон Нолы не сдавался, пока Луций Постумий не собрал общий совет. Это было нетрудно: двум тысячам человек, согнанным в хлев, вмещавший двести свиней, не хватало места, чтобы лечь.
– Считаю, что всем рядовым надо сдаться, – начал Постумий, обводя усталым взглядом усталые лица. – Можно не сомневаться, что италики всех нас перебьют. Не сдаваться и погибнуть должен я один. Я командир, таков мой долг. У вас, рядовых, иной долг перед Римом. Вы должны жить и сражаться против чужеземных врагов. Поэтому призываю вас присоединиться к италикам! Сумеете потом перебежать к своим – тем лучше. Главное – выжить любой ценой, выжить ради Рима. – Он перевел дух. – Центурионы тоже должны сдаться. Без своих центурионов Рим обречен. Обращаюсь к моим офицерам: если вы пожелаете сдаться, я вас пойму. Если не пожелаете, я тоже пойму.
Луцию Постумию пришлось долго уговаривать солдат исполнить его требование. Все хотели умереть, чтобы показать италикам, что настоящих римлян не запугать. Но в конце концов Постумий убедил их, и легионеры сдались. Однако на центурионов все его уговоры не подействовали, как и на четырех его военных трибунов. Все они были казнены: и центурионы, и военные трибуны, и сам Луций Постумий.
Еще не все томившиеся в хлеву Нолы сложили головы, когда перешел на италийскую сторону и перебил своих римских граждан Геркуланум. Ликующий, уверенный в себе Мутил возобновил войну на море. Неаполь снова подвергся нападениям, то же самое происходило с Путеолами, Кумами и Таррачиной; бои распространились на все побережье Лация, где вырвалась наружу тлевшая вражда римлян, латинян и италийцев. Флотоводец Отацилий упорно сопротивлялся, не позволяя италийцам завладеть другими портами за Геркуланумом, хотя по берегам гуляло пламя, гибли люди.
Когда стало ясно, что весь полуостров к югу от Северной Кампании перешел к италийцам, Луций Юлий Цезарь решил посовещаться со своим старшим легатом Луцием Корнелием Суллой.
– Мы полностью отрезаны от Брундизия, Тарента и Регия, сомневаться в этом не приходится, – угрюмо начал Луций Цезарь.
– Раз так, забудем об этих городах, – бодро отозвался Сулла. – Предлагаю сосредоточиться на севере Кампании. Мутил осадил Ацерры, из чего следует, что он идет к Капуе. Если Ацерры падут, то та же судьба ждет Капую: средства к существованию ей дает Рим, но сердце ее с Италией.
Луций Цезарь не поверил своим ушам:
– Мы не можем сдержать Мутила и Видацилия, а ты радуешься?
– Потому что победа будет за нами, – уверенно ответил Сулла. – Поверь мне, Луций Юлий, мы победим! Это не выборы, знаешь ли. На выборах результаты уже в начале голосования указывают на исход. Не то на войне: здесь победу одерживает тот, кто не сдается. Италики утверждают, что воюют за свою свободу. Казалось бы, это лучший из возможных мотивов. Но это заблуждение. Это что-то неосязаемое. Это идея, Луций Юлий, не более того. А Рим сражается за выживание. Вот почему Рим победит. Италики не дерутся за свою жизнь. Им знакома и привычна жизнь, которую они вели из поколения в поколение. Возможно, она не идеальна, возможно, это не то, чего они жаждут. Но она осязаема. Подожди, Луций Юлий! Когда племена италиков устанут воевать за мечту, чаша весов склонится на нашу сторону. Они разобщены. У них нет нашей истории, нашей традиции.
Похоже, разум Луция Цезаря, если не его уши, был глух.
– Если мы не сумеем преградить италикам путь в Лаций, то с нами будет покончено. Не думаю, что нам удастся их туда не пропустить.
– Не пропустим, вот увидишь! – заверил его Сулла, не теряя ни капли своей убежденности.
– Как? – спросил мрачный человек в кресле.
– Начнем с того, Луций Юлий, что я принес добрые вести. Твой двоюродный брат Секст Юлий и его брат Гай Юлий высадились в Путеолах. Их корабли доставили нумидийскую кавалерию, две тысячи человек, и двадцать тысяч пехотинцев. Большинство последних – опытные воины. Африка отправила нам тысячи старых вояк Гая Мария – пусть с седыми висками, зато полных решимости сражаться за родину. Сейчас все они должны находиться в Капуе, получать снаряжение и восстанавливать былые навыки. Квинт Лутаций считает – и я с ним согласен, – что четыре полных легиона лучше пяти недоукомплектованных. С твоего позволения, я отправлю два легиона на север, Гаю Марию, раз он теперь главнокомандующий, а остальные два мы оставим здесь, в Кампании. – Сулла вздохнул и радостно оскалился.
– Лучше оставить здесь все четыре, – возразил Луций Цезарь.
– Не думаю, что это возможно, – ответил Сулла негромко, но очень твердо. – На севере больше потерь, чем у нас, два единственных, закаленных в боях легиона заперты вместе с Помпеем Страбоном в Фирме-Пиценском.