Осажденный город, как быстро убедился Сулла, пребывал в приподнятом, даже беззаботном настроении; он располагал десятью когортами хороших воинов; к войскам, брошенным Сципионом Азиагеном и Ацилием, присоединились беженцы из Венафра и Беневента. К тому же городу повезло с умелым командиром – Марком Клавдием Марцеллом.
– Доставленные вами припасы и оружие весьма кстати, – сказал Марцелл Сулле. – Так мы продержимся здесь много лун.
– Значит, ты намерен остаться здесь?
Марцелл утвердительно кивнул и свирепо осклабился:
– Конечно! Меня выдавили из Венафра, но уж из латинской Эсернии я ни ногой! – Его улыбка погасла. – Все римские граждане Венафра и Беневента мертвы, перебиты горожанами. Как же италики нас ненавидят! Особенно самниты.
– На то есть причины, Марк Клавдий. – Сулла пожал плечами. – Но это вопрос прошлого – и будущего. Нас волнует только настоящее, то есть победа – и удержание городов, гордых римских бастионов среди италийского моря. – Он наклонился к Марцеллу. – В этой войне победит тот, кто сильнее духом. Италикам надо показать, что Рим и римляне несокрушимы. Я разорил все селения между ущельем Мелфы и Эсернией, даже если в них было не больше пары домишек, а зачем? Чтобы показать италикам, что Рим способен действовать во вражеском тылу и пользоваться плодами италийской земли для снабжения таких городов, как Эсерния. Если ты сможешь здесь удержаться, дорогой Марк Клавдий, ты тоже преподашь италикам полезный урок.
– Я буду оборонять Эсернию, сколько получится, – пообещал Марцелл со всей решимостью.
Сулла уходил из города со спокойной уверенностью, не сомневаясь, что Эсерния выстоит. Он пошел по италийской территории открыто, веря в удачу, в свой волшебный союз с богиней Фортуной, ибо понятия не имел, где расположены армии самнитов и пиценов. Удача не подвела его, даже когда он, проходя мимо Венафра, подбивал своих солдат выкрикивать оскорбления и показывать непристойные жесты наблюдателям на стенах. В ворота Капуи его войско входило с песней, под радостные приветствия всего города.
Как докладывали Сулле, Луций Цезарь двинулся к Ацеррам, лишь только Мутил вывел оттуда часть своих войск, чтобы преследовать римские силы, которые, по его представлениям, угрожали осаде Эсернии; но сам Мутил, к счастью, остался в Ацеррах, поэтому Сулла, приказав Катулу Цезарю позаботиться о том, чтобы его солдатам был обеспечен заслуженный отдых, оседлал мула и отправился к своему командиру.
Он застал того в дурном настроении, вызванном потерей нумидийской кавалерии, доставленной из-за моря Секстом Цезарем.
– Знаешь, что выкинул Мутил? – спросил Луций Цезарь, едва завидев Суллу.
– Не знаю, – ответил Сулла и, прислонившись к колонне из захваченных вражеских копий, приготовился к потоку жалоб.
– Когда Венузия капитулировала и венузины присоединились к италикам, пицен Гай Видацилий нашел в Венузии неприятельского заложника, о котором я совсем забыл, как, думаю, и все остальные, – Оксинта, одного из сыновей нумидийского царя Югурты! Видацилий отправил его сюда, в Ацерры. Атакуя, я бросил вперед нумидийскую кавалерию. И что же Мутил? Он облачил Оксинта в пурпурную мантию, нацепил ему на голову диадему и показал нападающим. И что же я вижу? Две тысячи моих конников, валящихся на колени перед врагом Рима! – Луций Цезарь всплеснул руками. – Подумать только, сколько стоило доставить их сюда! И все напрасно.
– Как ты поступил?
– Я развернул их и отправил форсированным маршем в Путеолы, а оттуда обратно в Нумидию. Пусть с ними разбирается их царь!
Сулла выпрямился.
– Очень разумно, Луций Юлий, – искренне сказал он и погладил ладонью вражеские копья. – Ты не потерпел поражения, несмотря на появление Оксинта, наоборот, тут ты выиграл.
Природный пессимизм Луция Цезаря дал трещину, хотя улыбка у него не получилась.
– Да, выиграл, если можно так выразиться. Мутил пошел в наступление три дня назад, узнав, наверное, о том, как ловко ты прошел через осадное кольцо под Эсернией. Я провел его, выведя мои силы через задние ворота лагеря. Мы убили шесть тысяч самнитов.
– А что Мутил?
– Тут же отошел. Сейчас Капуя в безопасности.
– Великолепно, Луций Цезарь!
– Хотелось бы и мне так думать! – страдальчески молвил командующий.
Подавив вздох, Сулла спросил:
– Что еще стряслось?