Битва за Рим

На следующий день Сулла остановил свои два легиона и проводил взглядом колонну Луция Цезаря, уходившую к ущелью реки Мелфы. Войскам Суллы предстояло двинуться по Латинской дороге и перейти через Мелфу на пути к старому разрушенному городу Фрегеллы, взбунтовавшемуся тридцать пять лет назад и превращенному в груду развалин Луцием Опимием. Перед живописной цветущей лощиной, посреди которой угадывались рухнувшие стены и башни, Сулла устроил привал. Не желая наблюдать, как трибуны и центурионы обустраивают укрепленный лагерь, он в одиночестве побрел в безлюдный город.

Здесь лежит в руинах все то, из-за чего мы сейчас бьемся, думал он. Вот на что обрекают нас ослы из сената после разгрома этого нового всеиталийского выступления. Мы живем, платим налоги, рискуем собой ради превращения Италии в одни бескрайние Фрегеллы. Мы сказали, что все италики поплатятся за бунт жизнью. На земле, обагренной кровью италиков, вырастут алые маки. Мы сказали, что черепа наших врагов побелеют, как эти белые розы, и что из их пустых глазниц потянутся к солнцу желтые ромашки. Но зачем мы делаем это, если все напрасно? Зачем умирали и зачем продолжаем умирать, если это не имеет смысла? Он узаконит гражданство для умбров и этрусков, стоящих на полпути к восстанию, и после этого уже не остановится. Возможно, выпавший из его рук жезл империя подберет кто-то другой. Все они, еще не смывшие со своих рук нашу кровь, получат гражданство. Зачем мы воюем, если война не нужна? Нам, наследникам троянцев, суждено столкнуться с изменниками в наших собственных рядах. Нам, римлянам, не италикам. А он постарается, чтобы они стали римлянами. Он и ему подобные уничтожат все, на чем стоит Рим. Их Рим уже не будет Римом их предков, не будет моим Римом. Этот погибший италийский сад здесь, во Фрегеллах, – вот мой Рим, Рим моих предков, у него есть силы растить на непокорных улицах цветы, давать им распускаться под гудение пчел и пение птиц.

Сулла не знал, чем вызваны навернувшиеся слезы – то ли бьющим в глаза солнцем, то ли острыми камнями под ногами. Но сквозь влагу он различил приближающуюся, растущую с каждым шагом фигуру – римского полководца, идущего навстречу другому римскому полководцу. Сначала фигура чернела в мареве, потом панцирь и шлем засверкали на солнце. Гай Марий! Италик Гай Марий.

Сулла захлебнулся рыданием, сердце у него в груди замерло в ожидании. Он остановился.

– Луций Корнелий.

– Гай Марий.

Они стояли друг перед другом. Потом Марий сделал шаг вперед, встал рядом с Суллой и развернулся. Они молча побрели рядом. Марий первым откашлялся, сдерживать эмоции он был не в силах.

– Полагаю, Луций Юлий приближается к Эсернии? – спросил он.

– Да.

– Ему бы в Кратерный залив, отбивать Помпеи и Стабии. Отацилий обзавелся новобранцами и строит новый флот. У сената военный флот всегда стоит на последнем месте. Но сейчас, как я слышал, сенат намерен сколотить из всех годных к воинской службе вольноотпущенников особый корпус, который будет стеречь берега Верхней Кампании и Нижнего Лация и ставить гарнизоны в тамошних городах. Благодаря этому Отацилий сможет забрать все теперешнее береговое ополчение в свой флот.

– Любопытно, когда отцы-законодатели собираются огласить это решение, – проворчал Сулла.

– Кто знает? Но, по крайней мере, разговор об этом идет.

– Чудеса!

– Я слышу в твоем тоне горечь. Луций Юлий тебя бесит? Я не удивлен.

– Да, Гай Марий, мне и впрямь горько, – тихо ответил Сулла. – Я гулял по этой прекрасной дороге, размышляя об участи Фрегелл и о будущей участи нынешних наших врагов, италиков. Можешь себе представить, Луций Юлий надумал внести закон о предоставлении римского гражданства всем италикам, не вступившим в войну с Римом. Как тебе это нравится?

Гай Марий чуть не споткнулся, потом его походка обрела прежнюю величавую мерность.

– Когда? Прежде, чем подступить к Эсернии, или после?

– После.

– И теперь ты вопрошаешь богов, чему служат все эти бои? – спросил Марий, угадав мысли Суллы. Хохотнув, он продолжил: – Что ж, я люблю воевать, ничего не поделать. Будем надеяться, что после еще одного-двух сражений сенат и народ Рима полностью растеряют свою решимость. Каков поворот! Лучше бы мы подняли из могилы Марка Ливия Друза. Подумать только, всего этого можно было избежать! Казна была бы полна, а не пуста, как голова дурака, а на полуострове процветали бы мирные, счастливые, довольные римляне. И все законным путем!

– Да.

Они молча дошли до остатков форума Фрегелл, где среди травы и цветов торчали редкие обломки колонн и остатки лестниц, ведшие в никуда.

– У меня есть для тебя работенка, – сказал Марий, садясь на камень. – Хочешь, стой в тени, хочешь, присядь рядом со мной. Не тушуйся, Луций Корнелий! Да сними ты свою шляпу, позволь взглянуть тебе в глаза!

Сулла послушно отошел в тень и послушно снял шляпу, но говорить не стал, садиться тоже.

– Не сомневаюсь, что ты гадаешь, зачем я встретил тебя во Фрегеллах, а не стал ждать в Реате.

– Полагаю, в Реате я тебе не нужен.

Раздался громкий смех.