Битва за Рим

– И мой, – сказал Сулла. – Однако если Луцию Юлию удастся убедить сенат и народное собрание принять его закон, то это уменьшит вероятность перехода на сторону наших врагов Этрурии и Умбрии. Как я слышал, подстрекатели есть и там.

– Верно. Потому-то Луций Катон Лициниан и Авл Плотий увели войска Секста Юлия: Плотий – в Умбрию, Катон Лициниан – в Этрурию, – сказал Марий.

– Чем сейчас занят Секст Юлий?

На это, бесцеремонно вступив в разговор, ответил Марий-младший:

– Лечится в Риме от болезни груди, как написала мне в последнем письме мать.

Если бы Сулла мог, он бы прикончил этого щенка одним взглядом. Если ты всего лишь контубернал, не встревай, пусть твой папаша даже главнокомандующий!

– Кампания в Этрурии, без сомнения, сильно поможет избранию Катона Лициниана консулом на следующий год, – сказал Сулла. – Если, конечно, он не ударит в грязь лицом. А он, думаю, не ударит.

– И я того же мнения, – сказал Марий, икая. – Дел-то с гулькин нос, как раз для такого гульки, как Катон Лициниан.

Сулла усмехнулся:

– Ты от него не в восторге, Гай Марий?

Марий заморгал:

– А ты?

– Еще чего! – Сулла решил, что с него довольно вина, и перешел на воду. – Что теперь делать нам? На носу сентябрь, мне скоро назад в Кампанию. Я бы хотел использовать оставшееся время с максимальной пользой.

– Не могу поверить, что Луций Юлий позволил Эгнацию обмануть его в ущелье Мелфы! – опять вмешался Марий-младший.

– Ты еще не вырос, мальчик мой, чтобы постигнуть людскую дурость, – сказал Марий, скорее одобряя, чем осуждая, выскочку. Обращаясь к Сулле, он продолжил: – На Луция Юлия теперь нет никакой надежды: он во второй раз уполз обратно в Теан Сидицийский, положив четверть своей армии. Так зачем тебе туда спешить, Луций Корнелий? Держать Луция Юлия за руку? Там и без тебя полно желающих этим заниматься. Лучше пойдем вместе на Альбу-Фуценцию. – И он издал звук, похожий и на смех, и на отрыжку.

Сулла замер.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – хрипло спросил он.

Марий только что сидел багровый, а тут посерел. Но он быстро пришел в себя и как ни в чем не бывало расхохотался:

– Отлично, Луций Корнелий, учитывая, что это был за день! Вот я и говорю: освободим Альбу-Фуценцию, а потом прогуляемся по Самнию. Ты не против? Пускай Секст Цезарь осаждает Аскул-Пиценский, а мы подразним самнитского быка. Осада – скучное занятие, это не по мне. – Он пьяно хихикнул. – Разве не заманчиво нагрянуть в Теан Сидицийский, неся в своей тоге подарочек Луцию Юлию – город Эсернию? Представляешь его благодарность?

– Представляю, еще как, Гай Марий.

Компания разбрелась. Сулла и Марий-младший увели Гая Мария и уложили в постель. Марий-младший удалился, бросив мстительный взгляд на Суллу, который задержался рядом с бесформенной массой на кровати, пристально в нее вглядываясь.

– Луций Корнелий… – проговорил Марий, растягивая слова. – Утром разбуди меня, только приходи один. Мне надо потолковать с тобой с глазу на глаз. Сейчас не смогу, перебрал вина.

– Выспись, Гай Марий. Утром так утром.

Но утром все сложилось иначе. Когда Сулла – ему тоже нездоровилось – приплелся в командирскую палатку, масса на кровати выглядела точно так же, как с вечера. Нахмурившись, он быстро подошел вплотную к кровати, гоня страшное предчувствие. Нет, то был не страх, что Марий умер: его шумное дыхание было слышно издали. Но, опустив глаза, Сулла увидел жалкое подергивание его правой руки, вцепившейся в одеяло, и живые, вытаращенные глаза Мария, кричавшие об ужасе, граничившем с безумием. Вся его левая сторона, от обвисшей щеки до дряблой ступни, окаменела, разбитая параличом. Лесной гигант безропотно рухнул, не сумев отразить коварное нападение неслышно подкравшейся судьбы.

– Удар… – пробормотал Марий.

Рука Суллы сама по себе стала гладить потные волосы. Теперь гигант заслуживал любви, теперь он не стоял у него на пути.

– Бедный, бедный старый друг! – Сулла прижался щекой к щеке Мария, ощутил губами вкус его слез. – Бедный старик! Теперь-то тебе крышка.

Ответ прозвучал в следующую же секунду. Слова было трудно разобрать, но смысл их был кристально ясен, Сулла ощутил его всем своим лицом, прижатым к лицу мученика.

– Еще не – крышка… Семь – раз.

Сулла отшатнулся, словно Марий встал со своего одра и ударил его. Но, утирая собственные слезы, он не смог подавить короткий, сразу оборвавшийся смешок.

– Насколько я понимаю, Гай Марий, тебе конец!

– Еще – не – конец, – упрямо отозвался Марий, глядя на него уже без страха, ясными глазами. – Семь – раз.

Одним прыжком Сулла очутился у занавеса, отделявшего заднюю часть палатки от передней, и позвал на помощь таким отчаянным голосом, словно за ним гналась свора псов из подземного царства мертвых.

Только после ухода всех военных врачей, убедившись, что Марий уложен со всеми мыслимыми удобствами, Сулла собрал тех, кто толпился перед палаткой, куда никого не пускал горестно рыдавший Марий-младший.

Местом собрания был назначен форум лагеря, чтобы рядовые видели, что их командиры не бездействуют; постигшая Мария беда ни для кого не была тайной, и не один Марий-младший проливал слезы.