Битва за Рим

– Это ведомо лишь великому богу, фламин Юпитера. Не мне. Я знаю одно: если я прежде соберу сенат, они постановят не разглашать эту новость. С этим я мириться не стану. – В голосе Скавра звучала решимость. Он поднялся со своего места. – Пойдем со мной. Нужно предупредить Юлию до того, как глашатаи примутся кричать с ростры.

Поэтому, когда пять когорт, сопровождавших паланкин Мария, вступили в Рим через Коллинские ворота, их копья были укутаны ветвями кипариса, клинки повернуты в другую сторону. Шествие напоминало то ли триумф, то ли похоронную процессию – люди, которые собрались на украшенной гирляндами рыночной площади приветствовать их, стояли молча. Так они и шли до самого Форума, который встречал их цветами и безмолвием. Цветами – в честь великой победы Гая Мария; безмолвием – признавая поражение, нанесенное ему болезнью.

Когда следом за солдатами появился плотно занавешенный паланкин, по толпе пронесся шепот:

– Он должен жить! Он должен жить!

Сулла со своими когортами остановился на Нижнем форуме у ростры, в то время как Гая Мария понесли в его дом вверх по спуску Банкиров. Принцепс сената Марк Эмилий Скавр поднялся на ростру.

– Третий основатель Рима жив, квириты! – пророкотал он. – Как и прежде, он повернул ход войны в пользу Рима, Рим в неоплатном долгу перед ним! Так молите же богов о его благополучии, потому что, быть может, настало время Гаю Марию покинуть нас. Он в тяжелом состоянии. Но, квириты, благодаря ему наше положение упрочилось.

Ликования не было. Как не было и рыданий. Рыдания – для похорон, когда надежды уже не останется. Скавр спустился с ростры, и народ начал расходиться.

– Он не умрет, – устало сказал Сулла.

Скавр только фыркнул:

– Никогда и не думал, что он умрет. Его же еще не избрали консулом в седьмой раз, как же он умрет до этого?

– Да, именно так он и говорит.

– Он может говорить?

– С трудом. Нет, слова он помнит, только произносит их неразборчиво. Наш армейский хирург считает, это из-за того, что ударом поражена левая сторона, а не правая. А почему так – я не знаю. Да и сам хирург тоже. Он лишь твердит, что армейские врачи постоянно наблюдают такое при боевых ранениях в голову. Если парализовало правую сторону, речь пропадает, если левую – сохраняется.

– Поразительно! Почему наши доктора не говорят ничего подобного? – удивился Скавр.

– Возможно, им не так уж часто попадаются пробитые головы.

– Верно. – Скавр дружески сжал руку Суллы. – Пойдем ко мне, Луций Корнелий. Выпьешь вина, расскажешь мне все до малейшей подробности. Я думал, ты все еще с Луцием Цезарем в Кампании.

Усилием воли Сулла отклонил это предложение:

– Пойдем лучше ко мне, Марк Эмилий. Я в доспехах, а на улице жарко.

Скавр вздохнул:

– Пора бы нам обоим забыть о том, что было когда-то. – В голосе Скавра звучало искреннее сожаление. – Жена моя теперь старше, мудрее, дети занимают все ее время.

– Что ж. Пусть будет по-твоему.

Она ждала их в атрии. Как и всем в Риме, ей не терпелось узнать, в каком состоянии Гай Марий. Теперь ей исполнилось двадцать восемь, и красота ее лишь набирала силу: волосы темные, густые и блестящие, как дорогой мех, однако глаза, которые она подняла на Суллу, были серыми, словно море в пасмурный день.

От взгляда Суллы не ускользнуло и кое-что еще: хотя Скавр не скрывал своей искренней любви к жене, она боялась его и не замечала его чувств.

– Приветствую тебя, Луций Корнелий, – произнесла она без всякого выражения.

– Благодарю, Цецилия Далматика.

– Стол накрыт в твоих комнатах, муж мой, – тем же бесцветным голосом сказала она Скавру. – Гай Марий при смерти?

– Нет, Цецилия Далматика, так скоро Гай Марий нас не оставит, – это я могу тебе обещать, – ответил ей Сулла с улыбкой – первый, самый неловкий миг их встречи остался позади. Теперь все было совсем иначе, чем в тот раз, на обеде в доме Мария.

– Тогда я оставлю вас, – она вздохнула с облегчением.

Они дождались в атрии, пока она ушла, потом Скавр повел Суллу в таблиний.

– Ты хочешь командовать на марсийском театре? – Скавр подал Сулле кубок с вином.

– Не думаю, что сенаторы позволят мне, принцепс сената.

– Честно говоря, я тоже. Но ты этого хочешь?

– Нет, не хочу. Весь этот год я воевал в Кампании, если не считать того дела с Марием, но это особый разговор, и я бы хотел остаться на том театре, с которым знаком. Луций Юлий ждет, что я вернусь, – ответил Сулла. Ему не хотелось посвящать Скавра в свои планы, хотя сам он прекрасно знал, что́ намерен сделать, как только изберут новых консулов.

– Твои войска сопровождали Мария?

– Да. Пятнадцать когорт направлены прямо в Кампанию. Остальные отправятся со мной завтра.

– Жаль, ты не борешься за место консула, – сказал Скавр. – Давно уже у нас не было такого жалкого выбора.

– Я собираюсь – вместе с Квинтом Помпеем Руфом, но в конце следующего года, – твердо ответил Сулла.

– Да, я слышал. Жаль.

– В этом году мне не победить, Марк Эмилий.

– Отчего же… я бы склонил чашу весов в твою пользу.

Сулла горько усмехнулся: