Битва за Рим

Отец, который никогда не жаловал Рим, вернулся в Арпин готовить обширные угодья к зиме; только там он был по-настоящему дома. Цицерон знал, что в Рим отец теперь приедет не раньше, чем решится судьба его старшего сына. Младший братишка, восьмилетний Квинт, вернулся домой с отцом. Он был не так одарен, как Марк, и втайне предпочитал сельскую жизнь. Домом сейчас занималась мать, Гельвия, которой пришлось остаться в Риме ради сына, и это приводило ее в негодование.

– От тебя одни неприятности! – сказала она, когда он, одинокий и несчастный до такой степени, что решился искать у нее сочувствия, вернулся домой. – Если бы не ты, я была бы в Арпине, вместе с твоим отцом, и нам бы не пришлось платить за этот возмутительно дорогой дом. Все рабы тут – негодяи и воры. И что мне остается? То время, что я не проверяю расходные книги, я слежу за каждым их шагом. Они разбавляют вино водой, продают негодные оливки по цене отборных, доставляют лишь половину заказанного хлеба и масла, а сами пьют и едят в три горла. Мне самой приходится заниматься покупками. – Она перевела дух и продолжила: – И во всем этом твоя вина, Марк! Эти бешеные амбиции! Знай свое место, разве я не твержу это все время. И что же? Разве кто-нибудь меня слушает? Ты сознательно побуждал отца тратить столько денег – можно подумать, у нас они есть – на это твое образование, подумать только, нашелся Гай Марий! Никогда тебе не быть таким, как он! В жизни не встречала более неуклюжего мальчишки, а, скажи на милость, какой прок от Гомера и Гесиода? Из свитка обед не сваришь. Да и карьеру на них не сделаешь. И теперь я застряла тут, а все потому…

Он не стал дожидаться. Марк Туллий Цицерон метнулся в таблиний, зажимая уши.

За то, что в его распоряжении был кабинет, благодарить следовало отца, который предоставил свою комнату в исключительное пользование многообещающего, наделенного исключительными талантами сына. Поначалу честолюбивые мечты лелеял отец, но вскоре и сын увлекся ими. Как? Держать такой талант в Арпине? Никогда! До рождения Цицерона славу Арпина составлял один лишь Гай Марий, а Туллии Цицероны считали себя выше Мариев, которым далеко было до их ума.

Так что пусть из Мариев выходят люди действия, воины, Туллии Цицероны подарят Риму человека мысли. Воины рождаются и умирают. Философы живут в веках.

Будущий человек мысли захлопнул за собой дверь, заперся изнутри в своем таблинии – чтобы мать не вошла – и зарыдал.

В день своего рождения Цицерон на дрожащих ногах вошел в регистрационный пункт на Марсовом поле. Последовала серия вопросов, хотя и более короткая, чем в прошлый раз.

– Полное имя, включая когномен?

– Марк Туллий Цицерон-младший.

– Триба?

– Корнелия.

– Класс?

– Первый.

Зашуршали свитки с назначениями для тех новобранцев, которые должны были явиться в этот день, среди них был и его. Свиток следовало вручить командиру, прибыв к месту службы. То, что приказом, отданным в устной форме, можно пренебречь, не являлось секретом для практического римского ума. Копия приказа, должно быть, уже была на пути в Капую, где ее вручат офицерам, ведавшим рекрутским набором.

Председатель комиссии внимательно вчитался в довольно пространные приписки, сделанные на приказах Цицерона, и наградил юношу холодным взглядом:

– Что ж, Марк Туллий Цицерон-младший, за тебя – весьма своевременно – ходатайствовали. Первоначально мы хотели направить тебя легионером в Капую. Однако принцепс сената специально просил, чтобы тебя прикомандировали к одному из консулов. Ты назначен к Гнею Помпею Страбону. Тебе следует явиться к нему домой завтра на рассвете и ждать его распоряжений. Комиссия особо отмечает, что ты не прошел предварительной военной подготовки, и рекомендует тебе посвятить все время, оставшееся до вступления в должность, упражнениям на учебном плацу Марсова поля. Это все. Можешь идти.

Цицерон почувствовал небывалое облегчение, хотя коленки тряслись даже сильнее. Он схватил драгоценный свиток и заторопился вон. Должность при командующем! О, да благословят тебя боги, Марк Эмилий Скавр, принцепс сената! Спасибо, спасибо тебе! Я докажу свою незаменимость Гнею Помпею, сделаюсь историком его армии или буду составлять его речи, и мне никогда не придется обнажать меч!