– А, он из этой семейки, – хмыкнул Марий. – Все Пульхры известны своим мерзким нравом. С ними трудно иметь дело. К тому же бедны, как апулийские пастухи. Так как же ты можешь быть совершенно уверен в этом свидетеле?
– Я уверен, потому что этот Клавдий совсем не похож на остальных Пульхров. – Цинна не хотел заронить в душу Мария напрасную надежду. – Его репутация среди контуберналов и в свите покойного Луция Катона безупречна. Ты сам убедишься, когда поговоришь с ним. Он старше прочих контуберналов и очень предан своим товарищам, в особенности твоему сыну, которого всегда искренне почитал. Думаю, что и его поступок он одобряет. Луция Катона не очень любили в шатре командующего, не говоря уж о солдатских палатках.
– И все же Публий Клавдий обвинил моего сына.
– Он говорит, так велел ему долг.
– Понимаю! Двуличный служака.
– Нет, Гай Марий, это не так, – запротестовал Цинна. – Забудь, что ты отец, и взгляни на все дело с точки зрения командира. Молодой Пульхр – воплощенный идеал римского гражданина, для которого нет ничего важнее долга и семьи. Он исполнил свой долг, хотя тот и был ему неприятен. Вот и все.
Когда Марий попытался встать, стало заметно, что он устал куда сильнее, чем показалось сначала. Он уже начал передвигаться самостоятельно, но сейчас не мог и шагу ступить без помощи Цезаря. Луций Декумий шагнул вперед, встал по правую руку от Мария и деликатно кашлянул. По его глазам было видно, что он хочет что-то сказать.
– Ты хочешь о чем-то спросить? – откликнулся Цинна.
– Прошу твоего прощения, Луций Цинна, разбирательство по делу Мария-младшего должно состояться завтра?
– Вовсе нет. Можно отложить его на день. – От удивления Цинна заморгал.
– Тогда, если ты не возражаешь, пусть лучше будет послезавтра. Когда Гай Марий проснется – я думаю, это будет не очень-то рано, – ему придется позаниматься. Понимаешь, он слишком долго сидел скрючившись в повозке. – Декумий медленно подбирал слова, стараясь говорить правильно. – Сейчас он ежедневно проводит по три часа в седле. Завтра он тоже поедет верхом. Понимаешь? Нужно позволить ему лично встретиться с этим контуберналом, Публием Клавдием. Марию-младшему предъявлены серьезные обвинения; такой большой человек, как Гай Марий, должен сам расспросить свидетеля, ведь так? Думаю, хорошо бы Гаю Марию встретиться с этим контуберналом Публием Клавдием… в обстановке менее официальной, чем этот шатер. Никому из нас… никто ведь не хочет, чтобы дело обернулось хуже, чем нам всем… чем следует. Я думаю, хорошо бы завтра пополудни ты выехал на конную прогулку. И пригласил всех контуберналов присоединиться. В том числе и этого Публия Клавдия.
Цинна нахмурился. Он чувствовал, что его втягивают в нечто такое, о чем он потом пожалеет. Лицо мальчика, стоявшего по левую руку от Мария, расплылось в улыбке, он моргнул и сказал:
– Прошу, прости Луция Декумия. У дяди нет более преданного клиента. Нет и более свирепого тирана. Он доволен лишь тогда, когда все выходит, как он задумал.
– Я не могу позволить Гаю Марию беседовать с Публием Клавдием частным образом до слушания дела, – с несчастным видом ответил Цинна.
Этот диалог привел Мария в бешенство. Он обрушился на Луция Декумия и Цезаря с такой неподдельной яростью, что Цинна испугался, как бы его опять не хватил удар.
– Что вы несете? – взревел Марий. – Я не собираюсь встречаться с этим образцом римских добродетелей, Публием Клавдием, ни так, ни иначе! Я хочу лишь одного: увидеть сына и присутствовать на разбирательстве его дела.
– Хорошо-хорошо, Гай Марий, стоит ли так волноваться, – медовым голосом пропел Луций Декумий. – Завтра днем ты немножко прогуляешься верхом и к слушанию дела будешь чувствовать себя куда лучше.
– О, как мне надоела суета этих идиотов! – простонал Марий и вышел из шатра без помощи своих нянек. – Где мой сын?
Луций Декумий бросился вслед разгневанному Марию, однако юный Цезарь не спешил уходить.
– Не обращай внимания, Луций Цинна. – Мальчик опять улыбнулся своей колдовской улыбкой. – Они все время ссорятся, но Луций Декумий прав. Завтра Гай Марий должен отдохнуть и выехать на прогулку. Это дело его очень тревожит. Нас заботит лишь то, что эти невзгоды могут серьезно помешать его выздоровлению.
– Да, понимаю. – Цинна ласково потрепал мальчика по плечу. – Теперь самое время отвести Гая Мария к его сыну.
Он взял факел и пошел туда, где виднелся грузный силуэт Мария.
– Твой сын там, Гай Марий. Для соблюдения приличий я приказал ему дожидаться разбирательства в собственной палатке. Он взят под стражу, и ему не позволено ни с кем видеться.
– Ты понимаешь, конечно, что это лишь предварительное разбирательство? – спросил Марий, когда они шли между двумя рядами палаток. – Если его исход будет неблагоприятным, я добьюсь, чтобы он предстал перед коллегией в Риме.
– Да, понимаю, – без всякого выражения ответил Цинна.
Когда отец и сын наконец встретились, в глазах Мария-младшего промелькнуло раздражение, но он тотчас овладел собой. Пока не увидел Луция Декумия и Цезаря.
– Зачем ты привел с собой этих двоих? – спросил он.