Битва за Рим

– Потому что одному мне это путешествие не под силу. – Он коротко кивнул Цинне, показывая, что тот может идти, потом позволил усадить себя в единственное кресло, которое нашлось в небольшой палатке. – Что ж, сын, твоя горячность довела тебя до беды. – Голос Мария звучал сурово и холодно.

Марий-младший смотрел на отца в замешательстве: он как будто бы ждал какого-то знака, который отец не спешил подавать. Не дождавшись, он всхлипнул и сказал:

– Я этого не делал.

– Отлично, – сказал Марий с довольным видом. – Стой на своем и ничего не бойся.

– Правда ли это, отец? Как может такое быть? Публий Клавдий будет клясться, что я убил консула.

Марий вдруг встал. Вид у него был подавленный.

– Если ты будешь настаивать на своей невиновности, сын мой, обещаю, что с тобой ничего не случится. Ничего.

Лицо Мария-младшего просветлело: вот он, знак, – подан и принят.

– Так ты все устроишь?

– Я могу устроить многое, но официальному расследованию, которое проводит человек чести, я не в состоянии воспрепятствовать, – устало ответил Марий. – Все можно будет устроить Риме. А теперь последуй моему примеру и ложись спать. Я загляну к тебе завтра, ближе к вечеру.

– Не раньше? Разве слушание не назначено на завтра?

– Не раньше. Слушание отложено на день, потому что мне нужна верховая прогулка, иначе не бывать мне консулом в седьмой раз. – Уже стоя на пороге, Гай Марий обернулся к сыну и криво ухмыльнулся. – Я должен поехать на эту прогулку, – так считают эти двое. Там меня ждет встреча с твоим обвинителем. Нет, я не собираюсь уговаривать его взять свои слова назад. Мне запретили вступать с ним в какие-либо частные разговоры. – Он перевел дух. – Какой-то жалкий претор будет указывать мне, Гаю Марию, как себя вести! Я охотно прощаю тебе убийство этого ничтожного Катона, который собирался загубить целую армию, но того, что из-за тебя я попал в положение потенциального укрывателя, я простить не могу.

Когда все участники прогулки наконец собрались, было уже далеко за полдень. Гай Марий был подчеркнуто вежлив с Публием Клавдием Пульхром, темноволосым юношей, по виноватому виду которого было ясно, что он мечтает лишь об одном – оказаться как можно дальше отсюда. Натянулись поводья, и Марий присоединился к Цинне; его легат Марк Цецилий Корнут и Цезарь держались чуть поодаль, контуберналы ехали в самом хвосте отряда. После того как выяснилось, что всадники довольно плохо были знакомы с местностью, Луций Декумий взялся руководить маленьким отрядом.

– В миле отсюда открывается великолепный вид на Рим, – сказал он. – Отличная прогулка для Гая Мария.

– Откуда ты так хорошо знаешь Тибур? – спросил Марий.

– Мой дед был из Тибура, – ответил Луций Декумий. Они как раз въехали на узкую тропку, которая круто уходила вверх, и кавалькада растянулись на порядочную длину.

– Вот уж не подумал бы, что такой прожженный субурский негодяй бережет свои крестьянские корни, Луций Декумий.

– Нет, Гай Марий, конечно же нет, – весело бросил ему через плечо Луций Декумий. – Но ты знаешь, каковы женщины! Моя мать таскала нас сюда каждое лето.

День был погожим и жарким, однако прохладный ветерок дул им в лицо, и можно было слышать, как перекатываются волны Анио в теснине, то рокоча, то замирая. Луций Декумий ехал шагом, и время словно остановилось: то, что Марий явно наслаждался каждым мигом, было в глазах его спутников единственным оправданием этой мучительной скуки. Публий Клавдий Пульхр, еще недавно мучившийся мыслью о невыносимом испытании, которым станет встреча с отцом Гая Мария-младшего, постепенно успокоился и завел разговор с другими контуберналами. Цинна, следовавший за Марием, с интересом ждал, попытается ли тот познакомиться с обвинителем своего сына поближе. Цинна сам был отцом и знал, что, окажись он на месте Мария, он пошел бы на что угодно, лишь бы его дитя выбралось из переделки.

– Сюда, – с гордостью крикнул Луций Декумий, придерживая своего коня, чтобы дать дорогу другим всадникам. – Стоило ехать, ведь правда?

И он был прав. Они стояли на небольшой площадке, которая образовалась, когда гигантский кусок скалы был выдернут из самого тела горы какой-то чудовищной силой так, что теперь отвесный утес нависал над равниной, расстилавшейся далеко внизу. Им хорошо были видны торопливые, покрытые белыми бурунами воды Анио, которые сливались с голубыми водами Тибра, переливчатой змеею ползущего с севера. А дальше, за рекой, раскинулся разноцветным ковром Рим: вот красные пятна черепичных крыш, а это переливаются на солнце статуи на крышах храмов, и где-то далеко, где горизонт узким лезвием отделяет небо от земли, можно разглядеть даже Тусканское море.

– Мы забрались гораздо выше Тибура. – Голос Луция Декумия доносился до них со спины. Он только что спешился.

– Каким крошечным выглядит город с такого расстояния, – удивленно воскликнул Цинна.