Битва за Рим

Сульпиций поддержал Мария и Цинну, потому что они выступили против мнения сената. Только поэтому. Когда Сульпиций услышал новости от Рутилия Руфа из Смирны, он испытал глубокое потрясение и с того момента не мог избавиться от мучительной боли. И от чувства вины. Разум его был в смятении. Ему не давала покоя одна мысль: иноземный царь не делал различия между гражданами Рима и италиками. И если заморский царь хватал без разбора римлян и италиков, значит и в глазах всего остального мира никакой разницы между ними не было. В глазах всего мира эти народы не отличались ни характером, ни образом жизни.

Пламенный патриот, глубоко консервативный политик, Сульпиций, когда разгорелась война, со всей энергией отстаивал дело Рима. Он был квестором в год, когда умер Друз. На него были возложены дополнительные обязанности, ответственность возросла – и он блестяще справился со всем. Благодаря его усилиям погибло множество италиков. Именно он дал добро на расправу с жителями Аскула-Пиценского, с которыми обошлись хуже, чем с варварами. Те тысячи италийских мальчишек, что шли в триумфальном параде Помпея Страбона, были выброшены из города и оставлены без еды, одежды и денег, чтобы умереть или выжить в зависимости от силы воли в их юных несозревших еще телах. Кем воображал себя Рим, налагая столь страшное наказание на родственный народ? Чем тогда Рим отличался от понтийского царя? Его позиция, по крайней мере, не двусмысленная! Он не прячет свои истинные стремления под личиной праведности и превосходства. Как и Помпей Страбон. Двусмысленную позицию занимает сенат, все время юлит.

О, что же правильно, а что нет? Кто прав? Если хотя бы один италик – мужчина, женщина или ребенок – выжил и появится в Риме, как он, Публий Сульпиций Руф, сможет посмотреть тому несчастному в глаза? Чем он, Публий Сульпиций Руф, отличается от царя Митридата? Разве не он убил тысячи и тысячи италиков? Разве не он был легатом под началом Помпея Страбона и разве не он допустил все эти зверства?

Но, несмотря на душевную боль и растерянность, Сульпиций продолжал мыслить ясно и логически. Точнее, мысли его были логически связанные, обоснованные, справедливые.

Не Рим виноват. А сенат. Мужи его собственного класса, он сам. В сенате – в нем самом! – скрывался источник римской исключительности. Это сенат убил его друга, Марка Ливия Друза. Это сенат перестал давать римское гражданство после войны с Ганнибалом. Это сенат узаконил разрушение Фрегелл. Сенат, сенат, сенат… Мужи его собственного класса. И он сам.

Что же, теперь они должны заплатить за все. И он тоже. Настало время, решил Сульпиций, сенату Рима прекратить свое существование. Не будет больше древних правящих династий, не будет богатства и власти, сконцентрированной в руках столь немногих. Именно поэтому могла свершиться такая колоссальная несправедливость, как несправедливость по отношению к италикам. «Мы не правы, – думал он. – И мы должны заплатить. Сенат будет распущен. Рим должен быть передан в руки народа – они наши заложники. Мы утверждаем, что народ – верховный правитель, что он суверенен. Суверенен, верховный правитель? Нет! Пока существует сенат, народ правит только на словах. Конечно, неимущие не в счет. Именно народ.

Представители второго, третьего и четвертого классов, именно они составляют большинство римлян, но практически никакой властью не обладают. Подлинно богатые и влиятельные представители первого класса неотделимы от сената, они плоть от его плоти. Значит, они тоже должны уйти.

Стоя рядом с Марием и Цинной – почему, интересно, Цинна оказался в оппозиции, что связало его с Марием столь внезапно? – Сульпиций посмотрел на плотную массу сенаторов. Среди них был его добрый друг Гай Аврелий Котта, введенный в сенат в двадцать восемь лет, поскольку цензоры приняли слова Суллы близко к сердцу и пытались заполнить этот исключительный государственный орган подходящими людьми. Там был и младший консул Квинт Помпей Руф, покорно примкнувший к остальным. Неужели они не сознавали своей вины? Почему они все уставились на него, как будто это он один виновен? Но это правда, он виноват! Да! Он знал это. В отличие от всех них.

«Но, если они не понимают

, – продолжал про себя Сульпиций, – я потерплю, я дождусь своего часа, когда вопрос этой новой войны – о, почему мы всегда воюем? – будет улажен. Сенаторы вроде Квинта Лутация и Луция Корнелия Суллы, несомненно, примут в ней участие. Их не будет в Риме, чтобы помешать мне. Я подожду. Я дождусь своего часа. И уничтожу сенат. А вместе с ним и первый класс».

– Луций Корнелий Сулла, – произнес Флакк, принцепс сената, – прими на себя командование в войне с Митридатом во имя сената и народа Рима.

– Только где же мы возьмем деньги? – задал вопрос Сулла позже, за ужином, в своем новом доме.