Битва за Рим

Два других кандидата тоже были вполне подходящими. Бывший легат Помпея Страбона Гней Октавий Рузон, несомненно, являлся сторонником Суллы и старых порядков. Кроме того, он, должно быть, получил соответствующие указания от Помпея Страбона. Вторым подающим надежды кандидатом был Публий Сервилий Ватия из прекрасной старинной плебейской семьи. Он пользовался широкой поддержкой среди представителей первого класса. И вдобавок за ним числилось множество военных заслуг, а это всегда ценится избирателями.

Однако был еще один кандидат, он-то и беспокоил Суллу больше всего. Главным образом потому, что был ставленником первого класса и казался исключительно правильным, истовым поборником сенаторских привилегий и исключительных прав всадников, как писаных, так и неписаных. Луций Корнелий Цинна. Патриций из того же рода, что и сам Сулла. Он был женат на Аннии, мог похвастаться блестящими военными заслугами и был хорошо известен как оратор и адвокат. Но Сулла знал: его что-то связывает с Гаем Марием. Вероятно, Марий купил его. Еще несколько месяцев назад его финансовое положение, как и у многих сенаторов, было довольно шатким. Однако, когда сенаторов исключали за долги, обнаружилось, что кошелек Цинны туго набит. «Да, Марий купил его, – мрачно подумал Сулла. – Как умно! Это, конечно же, имело отношение к Марию-младшему и убийству консула Катона». В обычное время Сулла усомнился бы в том, что Цинну можно купить. Не был он похож на человека подобного сорта – это и импонировало выборщикам первого класса. Однако в тяжелые времена, когда всеобщий развал принимал угрожающие масштабы, грозя отразиться на будущности следующего поколения, многие высоко принципиальные мужи сочли возможным продаться. Особенно если им удавалось убедить себя в том, что изменение положения не повлечет измены принципам.

Не только курульные выборы тревожили Суллу, но и положение его армии, поскольку он видел, что солдатам надоело торчать в Риме. Они хотели другого, они хотели идти на Восток драться с Митридатом и не понимали, почему их командующий медлит. Кроме того, им теперь приходилось сталкиваться с возрастающим недовольством городских жителей. И дело тут было не в нехватке даровой еды, мест для постоя и женщин, просто те горожане, кто с самого начала не хотел мириться с присутствием военных, теперь набрались храбрости и стали выплескивать из окон содержимое ночных горшков на незадачливые солдатские головы.

Если бы Сулла решил действовать путем подкупа, он мог бы гарантировать себе успех на курульных выборах, ибо обстановка сейчас для этого была самая подходящая. Но Сулла ни за что не согласился бы расстаться со своим маленьким золотым запасом. Пусть Помпей Страбон платит своим легионам из собственного кошелька, если ему так хочется, или Гай Марий. Луций Корнелий Сулла считал, что платить по счетам – обязанность Рима, Рим должен нести расходы. Если бы Помпей Руф был жив, можно было бы разжиться деньгами у богачей-пиценов. Но об этом нужно было подумать прежде, чем посылать его на смерть в северные земли.

«Планы мои хороши, но их реализация – очень рискованное дело, – думал он. – Слишком многие в этом проклятом городе высоко о себе возомнили и стараются исключительно для себя. Почему они не видят, насколько важны и разумны мои замыслы? Как же заполучить такую власть, чтобы гарантировать исполнение задуманного? Принципиальные идеалисты – вот настоящее бедствие для мира!»

Ближе к концу декабря он отослал войско назад в Капую под командованием верного Лукулла, который теперь официально был его квестором. Сделав это, он отбросил всякую осторожность и, вверив себя судьбе, взялся за выборы.

Хотя он был убежден, что правильно оценивает силу сопротивления во всех слоях римского общества, правда заключалась в том, что он все-таки не сумел постичь всю глубину враждебности. Никто ничего не говорил, никто косо не смотрел на него, но за этой видимой лояльностью скрывалась острая обида. Рим не мог забыть и простить того, что Сулла привел в город армию. Как и того, что войско Суллы ставило верность своему командиру превыше верности римскому народу.

Это клокочущее негодование охватило всех – от высших слоев общества до самых низов. Даже люди безусловно преданные Сулле и идее верховенства сената, такие как братья Цезари и братья Сципионы Назики, отчаянно желали, чтобы Сулла сумел найти способ решить проблему сената, не прибегая к помощи войска. А в сознании людей из более низких слоев римского общества кровоточили еще две раны. Народный трибун был осужден на смерть, когда не истек срок его полномочий, а старый искалеченный Гай Марий был изгнан с позором, лишился семьи, положения и был приговорен к смертной казни.

Некоторые признаки этого общественного озлобления проявились, когда были официально избраны новые курульные магистраты. Старшим консулом стал Гней Октавий Рузон, но младшим – теперь был Луций Корнелий Цинна. Преторы составили независимую группу, среди них не было ни одного человека, на которого Сулла мог бы рассчитывать.