Возмущенный заявлениями российского двора, Гаррис наговорил графу Панину немало резкостей. «Прошло четыре месяца (с января по май 1778 г.) в размышлениях, – писал посол, – и мы получаем отказ, который мог бы быть дан с самого начала наших переговоров». Решительный отказ императрицы «может показаться несогласным с теми чувствами горячего расположения к союзу с нами, которые выражены в ноте, переданной мне его превосходительством (Паниным –
Полученная нота убедила Гарриса в том, что русский двор не имеет «ни малейшего расположения согласиться на союз с Англией на каких бы то ни было условиях». Гаррис обосновывал свое заключение тем, что императрица, не вступая с ним в прения, не интересуясь теми изменениями, которые он был уполномочен предложить, не прислушиваясь к неоднократным его предложениям пересмотреть и заново составить трактат, дала ответ, «уже сам по себе довольно определительный, но который еще уясняется комментариями и общим поведением ее министров». Раздосадованный неудачей исхода дела Гаррис не мог сдержать себя, заключая: «Не могу … не утешить себя мыслью, что прежде чем Россия существовала, мы уже были великим народом; что мы отражали и побеждали врагов без ее помощи, и что без сомнения наступит такое время, когда мы гораздо более будем необходимы для них, чем сами теперь в них нуждаемся»453
.В письме к помощнику министра иностранных дел Фразеру Гаррис вновь высказывал свое негодование по поводу позиции российского правительства и чиновников, которые неспособны решать дела. «Дружба этой страны, – заявлял он, – похожа на ее климат: ясное, яркое небо, холодная, морозная атмосфера, одни слова без дела, пустые уверения, уклончивые ответы». Дипломат был уверен в том, что «нелепый образ действий» российских сановников проистекает «из ложного мнения о возвышении их могущества и об упадке нашей силы». Однако он был уверен в том, что недалеко то время (подчеркивая, что в том «отрада» англичан –
Как бы то ни было, но переговоры о заключении союза на этом не завершились. В ноябре 1778 г. посол «имел несколько конференций» с графом Паниным, который заявил, что для обеих держав «было бы полезно и даже необходимо рано или поздно заключить между собой союз», но пока не пришло время, «удобное для принятия подобной меры»455
. По завершении разговора с графом Гаррис решил подготовить ноту для передачи ее императрице, но поскольку он был убежден, что многие из передаваемых им бумаг до нее попросту не доходят, попытался добиться личной встречи с Екатериной II.В это время Панин вновь стал убеждать Гарриса в том, что Британии следует обратиться за посредничеством по поводу заключения мира с Францией к России. Он подчеркивал, что императрица будет больше заботиться об интересах Британии, чем Франции. Однако Гаррис настаивал на более активной поддержке со стороны России, предлагая предъявить ультиматум Франции. Панин решительно отверг подобное предложение, полагая, что все это может посеять хаос в Европе, из которого будет непросто выбраться.