Четыре безумия. Клиент Шекспира

Пристойный человек в важной должности все-таки решительно поднял на Александра угрожающий меч, а он удивленно стоял, прикрывшись щитом терпения и тупым пером истины. И столь ли важным был повод этой неравной дуэли? Нет конечно, потому что не следует заниматься глупостями, если только в этом случае мы можем поговорить о ядах или о том, чего, как говорит мыслитель Руми, у человека в избытке – власти, алчности, эго, денег…

Это был еще один удар злобы, которого Александр ожидал, согласившись стать директором общественного учреждения. Правда, не от работодателя. От короля Лира.

Ты убеждал нас слову изменить,Чего за нами раньше не водилось.Ты волю нашу с мыслью разлучал,Что не мирится с нашею природой.Так вот тебе за это. Мы даемПять дней тебе…

Столько времени отпустили самоотверженному Кенту, чтобы уйти.

Поэтому он повернул паруса по ветру и решительно ухватился за фал.

Не он избрал этот маршрут, но, очевидно, именно в этом направлении следовало идти.

Он не ответил тем же. Во время этого неприятного разговора на глаза его детей навернулись слезы. Оба ребенка были достаточно взрослыми, чтобы распознать укус зла и запах лжи.

– Кто это был? – спросил сын.

– Один пристойный человек, – ответил Александр.

– А почему он злится?

– Потому что я захотел жить в Белграде.

Это не было ответом на его вопрос. Мальчик понял это, но расспрашивать далее не стал. Это была игра слов, с помощью которой они переводили в иронию, окрашивали в розовые цвета и разгоняли мгновения семейных неприятностей.

Дочь молчала, и Александр вышел на балкон, разукрашенный художествами Ясны. Белград сверкал под солнцем.

Пройдет.

«Снег растает, все пройдет…», – как все проходит.

Момент восторга утонет в потемках обыденности, непогода отступит перед солнцем. Злоба исчезнет в пыли времени, ненависть утонет в музыке счастья, ругань унесет неуемным ветром, пес до самой смерти останется на привязи у судьбы, и многочисленные караваны, бредущие этим путем, исчезнут за линией горизонта.

Александр никак не мог понять, почему политики боятся людей искусства. Нет никого чувствительнее, никого ранимее и беспомощнее художника, никто, кроме него, никогда не сможет предстать перед ними.

Не стреляют из пушек по воробьям.

Но власть нетерпима. Искусство правления порождает чудовищ. Она убивает сразу, как только обнаружит повод.

Его оскорбил пристойный человек в важной должности.

Ему стало стыдно.

За то, что испугался. За то, что молчал, пока оскорбления и нелицеприятные выводы неслись из удобного политического кресла, находящегося на безопасном расстоянии, что делало его неуязвимым. Да, ему было стыдно за то, что он не прервал и не сказал: да пошли вы все на… со своей политикой. Потому что подумал: не настолько важен он сам, насколько важны все те, кто его окружают, и это оправдывало его молчание.

Он знал, что эта игра называется я или кто-то другой.

Тяжко переносится поражение.

Еще тяжелее – унижение.

Он отступил перед глупостью.

Ему было стыдно.

Несколько месяцев спустя множество неприятностей вроде бумеранга обрушилось на пристойного человека в важной должности, который, тем не менее, не удостоился короны Лира. Правда, он не уступил престол, но шагнул в чистое поле, где только шут радостно встретил его.

Узурпированный престол

(Из дневника)

Взгляните на Эдипа,Всезнайку, знатока, познавшего весь мир.

На жизнь его глядите вы с восторгом,Но посмотрите – бьют его валы как всех нас,И потому нельзя считать его счастливее всех смертных,Покуда не узрите окончаньеИ вздох последней тени на его лице.[9]

Что сказать о властелине?

Что это за государь, если сам отдает свою власть?

Лир разделил королевство и передал власть своим дочерям и зятьям и думал, что при этом останется королем. Наивно. Невозможно. В истории крайне мало подобных примеров. В исторических драмах смена властелина происходит после решительного удара ножом, с нескрываемой жестокостью, которая, может, и оставляет корону на голове, но только не голову на плечах.

Исторические драмы отчетливо указывают на это, хотя иной раз и смягчают события, происходящие в реальной жизни. Тираны всегда правили как тираны, а ведь известно, что ничего не бывает естественнее действительности.

– Никто не в состоянии править, оставаясь невинным, – говорил Сен-Жюст.