Делай то, за чем пришел

Как бы спохватившись, он стал расспрашивать, как я живу и где живу, не женился ли?

— Дали комнату в общежитии, — сказал я. — Нет, не женился, но если захочу — дело немудреное. А у тебя в этом смысле как?..

— Да мы с Лилей тоже недавно получили квартиру, — вздохнул он. — Собственно, дали-то ей: она лет восемь стояла в очереди...

— Это Кузьмина, что ли? — небрежно спросил я.

— Да, бывшая Кузьмина, — улыбнулся он. — У нас уже, Савик, сын растет. Олежка.

— Что ж, поздравляю... — сказал я, принужденно растягивая губы в улыбке.

В общем, продолжали мы в таком духе, и я все ждал, когда он станет расспрашивать про институт. Но он почему-то не расспрашивал, и тогда я сам стал наводить разговор на эту тему. Забродин посерьезнел, начал слушать внимательно, я же говорил и чувствовал, как зажгло уши, как жар подступил к голове. Выражался едко, иронично (чего жалеть прохвостов!), гвоздил наших руководящих стариков, наши порядки почем зря: сколько денег тратится на ветер! Ведь до сих пор ни одна сконструированная институтом машина нигде не работает, а между тем уже несколько человек защитили диссертации, получают колоссальные оклады! Есть в институте две лодки с моторами, так, представь себе, годами лежат эти лодки на дачах у главного инженера и председателя месткома. Сколько людей за это время смогло бы провести свой отдых на воде!.. На работу напринимали своих родственниц, которые в машиностроении ни бум-бум, а оклады получают дай бог!..

— Здорово ты их, — задумчиво произнес Забродин, дослушав до конца. — Прямо под орех!..

«По-твоему, по-забродински!» — чуть было не вырвалось у меня, но тут же я сообразил, что это была бы уж слишком явная лесть.

— Сигнал от трудящихся... — скромно потупившись, сказал я.

— Только представь, Савик, — тяжело и устало вздохнул Забродин, — что все это я уже знаю. Ты — четвертый, кто рассказывает мне о ваших институтских «делах». И, знаешь, почти с такой же иронией. Все-то вы видите, знаете и понимаете, умные вы парни. Только почему же вы молчали-то до сих пор? — И вдруг, к моему полному смятению, он вонзил в меня взгляд безжалостных глаз и стал чеканить: — Почему ты молчал целых семь лет? Видя эти безобразия, понимая, что так не должно быть?! Почему ждал карающей руки, когда сами вы — такая сила?! Хорошо, я смогу разобраться: я инженер. Ну а если бы кто другой? Так бы и носили в себе? Копили желчь, шептались по углам, иронизировали? И, что самое гнусное, тоже получали бы зарплату, и немалую! Да когда же, черт вас возьми, вы о государстве думать станете, а не только о себе?! Ой-ой-ой, — он сжал виски ладонями и прикрыл глаза.

— Но.. где бы я что сказал, интересно? — из последних сил сдерживая жгучий стыд и подступающую панику в мыслях, оправдывался я. — Из комсомола я уже выбыл...

— В партию не вступил... — продолжал Забродин.

— Ну не вступил...

— Совсем заржавел ты, Савик! Сдирай ты с себя эту заскорузлость, сдирай! И дерись, бейся, черт побери, с недостатками, коль их увидишь! Только тогда и почувствуешь, что живешь. Только тогда! А сейчас тебе только кажется, что живешь. Залез, понимаешь, в скорлупу и... Я бы задохнулся, честное слово!

Он внезапно умолк, уставившись в угол. Молчал и я. Меня охватило какое-то странное бестолковое оцепенение...

— В общем, вот что мы решим, — заговорил он снова. — Там у вас профсоюзное собрание скоро должно состояться (я надеюсь, ты член профсоюза?). Так вот, подготовьтесь с парнями, поднимите наболевшие вопросы, шарахните, невзирая на лица, принципиально, честно! Не только с критикой, но и с самокритикой! А после придешь ко мне и расскажешь. Договорились?

— Ну... хорошо, — выдавил я из себя.

«Не будет больше покоя в институте, — думал я по пути к себе на работу. — Не будет больше покоя... Никогда мне не будет теперь покоя...»

Тереха и Джим

Мы стояли лагерем на берегу Телецкого озера и отдыхали после трудного горного перевала.

Только что закончился обед, посредине лагеря у костра возились с посудой дежурные, в соседней палатке негромко пели под гитару, в нашей — занимались кто чем.

— Собака?.. Смотрите, собака.... — сказала вдруг Женя, отрываясь от зеркальца, в котором изучала свой шелушащийся нос. — Откуда бы ей взяться?..

И правда, у палатки появился большой черный пес с желтыми крапинками над глазами. Он обнюхал Тереху, развешивающего на кустах выстиранные носки, потом Женю, потом всех нас подряд, радостно повизгивая и виляя хвостом.

Мы ждали, что из лесу вслед за собакой покажется ее хозяин, но никто не появлялся. Тогда мы решили, что нес скорее всего бродячий, что давно не видел человека и здорово стосковался по нему.

— А кроме того, он, по-моему, не прочь пожрать, — сказал Тереха и, присев возле пса, погладил его.

— Ты бы поосторожней все-таки, — резонно заметил Боря Крещинский. — Кто знает, где он шатался. Понацеплял, поди, всякой заразы...

— Да ну уж... заразы, — возразил Тереха. — Он еще почище кое-кого из нас... — И выразительно покосился сначала на Борю, а потом на Женю.