Дело Чести, или Семь дней из жизни принца

Книжечка лежала и подмигивала мне несуществующим глазом.

Просто бесчеловечно так издеваться над людским любопытством.

Я сжал покрепче зубы (невероятно, но мне снова удалось сохранить их полный комплект!) и потянулся за нею.

И не пожалел.

Открыв первую страницу, я понял, что сорвал банк, потому что это был ДНЕВНИК.

Он не мог похвастаться древностью записей, его начало было датировано днём раньше моего прибытия к Тойзам. Видимо, книжка была выделена непосредственно для этой поездки. Содержала она преимущественно заметки, касавшиеся вассальных тяжб. Но на десятой странице я обнаружил запись, ради которой готов был ещё раз схлопотать дубиной по голове:

"Ну, какая же ты всё-таки дура! Это в четырнадцать лет было простительно влюбиться без памяти в загадочного красавца-принца, от которого было без ума всё женское население дворца. Даже то, которое им выставлялось утром из спальни.

Это было глупо, но, по крайней мере, объяснимо.

Тебя можно было понять в восемнадцать, когда ты увидела черты Волшебного Принца в своём страже. Страже, который был готов отдать жизнь, чтобы стать для тебя Рыцарем твоей мечты.

Конечно, матушка договорилась с ним о другом и по более сходной цене, но это уже мелочи…

Но сейчас! Сейчас, когда у тебя нет никаких иллюзий по поводу сути всех мужчин вместе взятых, как, объясни, КАК ты могла опять повестить на его обаяние?"

И тут дверь открылась, и в комнату вошла Недотрога.

Я успел лишь закрыть дневник и положить его на край кровати.

– Ранир, перестань делать вид, что ты впервые видишь эту книжку и понятия не имеешь, как она оказалась на твоей постели, – недовольно проворчала Недотрога, возвращая своё имущество.

– Какую такую книжку? – похлопал я ресницами. Но заплывшие глаза в окружении, подозреваю, фингалов, немного подпортили эффект.

– Я прекрасно знаю твоё не обремененное совестью любопытство, так что кончай отнекиваться, – она обиженно поджала губы и села в кресло. – Вот скажи, у своих родных ты бы тоже стал читать личные дневники?

– Нет, конечно, – честно признался я. – Во-первых, они мне не настолько интересны, – судя по потеплевшему взгляду, комплимент попал в цель. – Во-вторых, мои близкие не ведут дневников в принципе, это у нас семейное. Ну а в-третьих, – продолжил я совсем уж тихо, – от них за такое можно и в дыню получить…

И вжал голову в плечи, поскольку Недотрога замахнулась на меня той самой книжкой. Я мгновенно изобразил из себя немощь болезную в надежде, что милосердие лекаря возьмёт в ней верх над гневом оскорбленной девицы.

И не ошибся.

– Ты свинья, – сказала она обречённо и протянула мне кружку с теплым пряным вином.

– Хрю-хрю, – согласился я с ней и сделал глоток.

– Но что бы ты там ни вычитал, – проложила выговаривать мне Кейли, пока меня разрывало от мысли о том, что ещё что я там не вычитал, – это уже не имеет никакого значения.

– Почему? – не понял я.

– Потому что я выхожу замуж, – ответила Недотрога подрагивающим голосом.

– О, да! Очень взрослый, зрелый поступок – согласиться на предложение почтенного старца Анжи Привлянского… – я бы скривился на этих словах. Но у меня болело все. Даже лицо. И особенно оно.

– Эрус Веранир! У вас совесть есть? – Кейли аж вскочила с кресла, и её книжечка остановилась буквально в миллиметре от моего носа. – Ты подслушиваешь мои разговоры, читаешь мой дневник, а теперь ещё выясняется, что перехватываешь мою почту!

– Почту, между прочим, перехватил не я, – светским тоном не согласился я. – Я просто случайно услышал о содержании письма.

Больше всего в этот момент я боялся, что она поинтересуется, кто же его перехватил. Но Кэйли лишь спросила, есть ли разговоры, которые мною не подслушиваются. Я ответил, что не знаю, поскольку их не слышал.

Мы посмеялись: я – очень осторожно, чтобы не разболелись избитые ребра, она – во весь голос.

– Так что ты забыла в браке с этим придурком? – спросил я напрямик.

– У него, в отличие от некоторых, есть хоть какое-то подобие порядочности, – фыркнула Недотрога.

– Ну надо же, в результате долгих раскопок в этих руинах обнаружилось целое достоинство! – не удержался от сарказма. – Поверь, порядочность у него сохранилась только потому, что он никогда ею не пользовался, а потом и вовсе забыл, где она хранится. Не одобряю твой выбор.