Дело наследника цесаревича

Загорский успокоился и стал меланхолично созерцать окрестности. Вскоре они достигли нужного места. Чайный домик оказался большим, по японским меркам, павильоном с многоскатными крышами и внутренним двориком. Тут наконец стало ясно, что он попал, куда надо – над главной дверью в дом красовалась надпись по-русски большими буквами: «Добро пожаловать!»

– Что ж, последуем приглашению, – пробормотал Загорский, щедро заплатил рикше и отпустил его. Рикша, довольный, быстро потрусил прочь, а Загорский, сняв ботинки, вошел в главное здание.

Чайный домик, впрочем, встретил его неожиданным скандалом. Не успел Нестор Васильевич переступить порог, как из дома раздался страшный крик:

– Посол в зопу!

Хотя фраза была выкрикнула с явным акцентом, в значении ее не приходилось сомневаться. Однако коллежский советник решил не следовать этому двусмысленному требованию, резонно полагая, что вряд ли оно относится к нему.

Глазам его представилась сцена в духе художника-баталиста Василия Верещагина. В большой общей комнате с гранитным полом, которая, судя по всему, служила чем-то вроде гостиной, десяток пьяных матросов загнали в угол небольшого японца, в котором коллежский советник без труда узнал своего недавнего знакомого Уэно Харуки и, злобно бранясь и размахивая кулачищами, пытались вытащить японца на свет божий и, может быть даже, и вовсе прекратить его существование.

Однако сделать это было не так-то просто: Харуки, судя по всему, оказался хватом. У трех моряков были разбиты носы, а один лежал, постанывая, на полу. Тем не менее силы были явно неравны.

Загорский прислушался к матросским крикам, пытаясь понять, в чем же состоит суть их претензий. Кажется, они требовали девушек, причем, судя по крикам, это были немецкие или австрийские матросы.

– Мэдхен, – ревели они, пытаясь руками и ногами хотя бы зацепить юркого японца, который ловко уклонялся от неминуемой смерти. – Мэдхен!

Может быть, они перепутали чайный дом с борделем, может, не было здесь сейчас свободных девушек, а может, мадам просто испугалась отдавать юных барышень на растерзание матросни. Так или иначе между погромщиками и девушками сейчас оказался только Уэно.

Загорский вздохнул. Конечно, можно было бы просто выйти и подождать, чем закончится вся история. Но невозможно, никак невозможно было оставить в беде японское заведение, на которым висело такое русское и такое родное приветствие – «Добро пожаловать!»

Коллежский советник поглядел на свою тросточку – нет, с этим много не навоюешь. Была у него дома особенная трость – с разными хитрыми приспособлениями, среди которых имелся и выскакивающий стилет. Но любимая его трость осталась дома, в Санкт-Петербурге. Тросточка же, которую он держал в руках, была куплена в Китае и могла обломаться при первом же ударе о крепкую матросскую спину.

Загорский оглянулся по сторонам и узрел стоявшую недалеко от двери метлу. Отлично, а то уж больно не хотелось бить кулаки о каменные морды матросов. Метла легла в его руки легко, как шест цимэйгунь[13]. В следующий миг она засвистела, рассекая воздух, и обрушилась на головы и спины бузотеров.

Если бы в этот миг в чайный дом заглянул какой-нибудь культурный китаец, он бы наверняка решил, что перед ним явился спустившийся со своей Горы цветов и плодов Мудрец, Равный Небу, или, попросту, Царь обезьян Сунь Укун со своим волшебным посохом, которому не может противостоять ничто живое. Немецкие матросы, безусловно, относились к царству животных, классу млекопитающих, семейству гоминидов, так что и они ничего не смогли противопоставить волшебному шесту Царя Обезьян, точнее, метле Загорского.

Спустя минуту на поле боя не осталось ни одного немецкого матроса – они позорно бежали, прихватив с собой тех своих товарищей, которые не могли передвигаться сами.

Уэно, выйдя из своего угла, где успешно держал оборону все это время, поклонился так вовремя явившемуся Загорскому:

– Спасибо, Токуяма-сан!

– Не стоит благодарности, – сдержанно отвечал Нестор Васильевич, оглядывая разоренную комнату. – Однако где же ваши клиенты, почему никто за вас не вступился?

Харуки объяснил ему, что, во-первых, клиентами у них в основном русские морские офицеры, а они до вечера несут службу на кораблях, во-вторых, клиенты их живут со своими мусумэ

[14], то есть временными женами, в отдельных домах. Хозяйка отпустила на часок даже русских поваров, и они остались в чайной только с госпожой Омати…

– Судя по всему, не только, – сказал Загорский, заметивший, как в проем между комнатами высунулась чья-то головка с блестящими черными волосами, собранными в традиционную прическу-нихонгами.

Уэно проследил его взгляд, повернулся и тоже увидел совсем юную девушку, глядевшую на Загорского во все глаза. Японец что-то грозно крикнул ей, но маленькая конкубинка не испугалась, а, напротив, выскочила из своего укрытия и, мелко семеня, подбежала к Нестору Васильевичу. Она низко поклонилась ему и залепетала что-то по-японски.

– Что она говорит? – коллежский советник посмотрел на Харуки.

– Ничего не говорит, ерунду говорит, – нахмурился японец.