Дочки-матери

— Доченька, тебе ж как лучше хотят. Разве ж дело на троечки учиться? Не выучишься да станешь мыкаться, как я, дальше гардеробщицы и не возьмут. А денежки за такую работу платят пустяковые. Ты сама вспомни, как мы без Ванечки плохо жили, ни телевизора, ни вещичек приличных прикупить. Всё по соседям одалживались. Оттого что у меня образования нету. А Ванечка-то обучился, вот и результат. Квартира отдельная и стеночка у нас, как у людей, и коврик на стену повесили. Вот к лету, глядишь, «каскад» прикупим. Да тебе, Люсенька, тут лучше будет. Гляди, детишки вокруг, есть с кем поиграться. А дома одна, мне не до игрушек, всё с Лериком по врачам да по хозяйству. А за тебя сердце-то болит и душа не на месте, я ж мать.

Наталья, узнав о новом житье-бытье племянницы, не сдержалась и в открытую брякнула:

— Это Ванька, что ль, Куричья Жопка удумал?

— Ой, Наташенька, что же вы говорите такое, аж совестно слушать! — слегка порозовела Галина. — Ванечка об Люсеньке печётся, как об родной. Тяжело ученье даётся и призору нормального нет. У меня же мальчик хворый. Так Ванечка специально всё выспросил у знающих людей, которые ребятишками занимаются. Те и присоветовали.

— Ну ясен пень, небось спал и видел как чужое дитё из дому сплавить, заботливый, аж оторопь берёт, — скривилась Наталья.

— Да вам-то что, Наташенька? — впервые в жизни отважилась возразить Галя. — Вы ж девочку к себе не возьмёте. А я мать, всё одно лучше знаю как надо.

— А-а-а, так к этому, видать, и шло, — усмехнулась Наталья. — Поняли, что у меня где сядешь, там и слезешь. Не вышло на меня скинуть, пихнули в интернат. С такой роднёй врагов не нужно!

Раз в месяц забирала-таки племянницу на день-два. Вроде благое дело сделать хотелось, а выходило только хуже. И сама заводилась на каждый пустяк, и Люську изводила. Не нарочно, конечно, но получалось так — хоть убей. А что делать? Девочка каждый разговор начинала с жалоб. Там пихнули, там толкнули, то замечание сделали, то наругали.

Наталья так устала, что совсем перестала сдерживаться в разговорах. Спохватывалась уже потом, когда вылетит ненароком грубое слово или смачное выражение. Словно беседу вела не с ребёнком, а с ровесницей. Как на грех, заказ ещё срочный подвернулся. Шапка для заведующей обувного, такой отказать — в дураках остаться. По-хорошему легче было отказать племяннице, но она и так не забирала её в прошлом месяце. Вот опять пострадала из-за собственной доброты. Люся слонялась по квартире и от скуки приставала к Наталье с разговорами:

— Ой, Таша, а чего это за деревяшка у тебя?

— Не деревяшка, а болван, — не разжимая губы, чтобы не выронить булавки, бурчала Наталья.

— Болван! Ой, обсыкаться со смеху! — вскрикивала девочка. — Болван! Дурак, что ли?

— Сама ты… — не сдержавшись, бросала тётя. — Форма для шляп так называется.

— А где у него лицо? Как же ты шапку на него напялишь, шиворот-навыворот, передом назад, — хихикала племянница.

— Не мешай. Иди телевизор, что ли, посмотри.

— Да ну, там неинтересное показывают про коров. А почему ты болвана своего тряпочкой обмотала? Это что ж шапка из тряпки, что ль?

— Уймёшься, наконец? Это основа, а не шапка. Книжку почитай, раз смотреть нечего.

— Ещё чего?! Я в школе начиталась. Это у нас в классе одна есть, чувырла очкарик, Аська Степаненко. Вечно книжки читает. А по физре и не может ничего. Повиснет на канате как макака, ни туда ни сюда. Мы всегда над ней обхахатываемся. А я на канате могу почти до верха залазить.

— Похвалилась. Вот уж важное дело. Прям в жизни никак без такого умения, в цирк, что ли, готовишься?

Люся пропускала Натальин выпад мимо ушей и опять лезла с вопросами:

— А палочка для чего такая?

— Это отводка, снимать основу с формы, — скупо поясняла собеседница.

— Фу, Таша, чего же ты тряпку мажешь? Бе-е-е, жижа какая противная, на сопли похожа!

— Кто бы говорил! Сама носом возишь, платка вечно нету, а туда же! Много ты понимаешь, на что похоже. Это желатин. Просто горячий. Сиди уж смирно, а то из-за тебя провожусь до ночи.

Смирно усидеть Люся не могла. Довольно с неё замечаний в интернате. Не бегай, не кричи, не безобразничай.

— Таш, там у нас девка одна в спальне, Надька Кочеткова, вчера обратно ко мне полезла. Я ей раз — поджопник! А она меня треснула кулаком по руке, а я ей…

— Да что ж ты будешь делать! — в сердцах крикнула Наталья, прижимая к губам обожжённый палец. — Ты бандитка, что ли? Поджопник она дала. Только и можешь, что пинки раздавать, вот и не дружит с тобой никто!

— А чего она? Эта Надька первая начала! Она детдомовская, они все бешеные, — обидчиво скривив губы, произнесла Люся.

— Чего ерунду-то городишь? Бешеные. Разве ж дети виноваты, что у них ни мамки, ни папки. Может, померли, а ты кривишься. Чем ты лучше-то этой Надьки?

— А вот и лучше. У меня мамка есть, я на выходные домой ухожу. А у Кочетковой мать пьяница!

Наталья возмущённо швырнула на стол отводку и опрометчиво брякнула:

— Большая разница, пьянь или соплежуйка! Раз ребёнок не дома живёт!