— Атанда, воспиталка идёт! — сдавленным шёпотом бросала она. И все мгновенно юркали в свои кровати, укрывшись с головой одеялами. Растрёпанные противницы расходились, предварительно показав друг другу кулаки и пообещав в будущем страшную расправу.
К вечеру начали появляться родители или другая родня, что могла забрать на выходные. Счастливчикам на месте не сиделось, не занимали ни игры, ни книжка, которую вслух читала дежурный воспитатель. Толкались у двери, отпрашивались ежеминутно в туалет, только чтобы взглянуть с лестницы в вестибюль. И многие возвращались в игровую с победным воплем.
— Марь Михална, за мной пришли!
— Хорошо, — спокойно отвечала воспитатель. — Кто сегодня-то забирает? Мать или бабушка? — и, уточнив степень родства, помечала что-то в тетради с закручивающими страничками.
Приходили дедушки, тёти, отцы и даже старшие браться и сестры. Люся тоже сидела как на иголках, даже возможность очередной стычки с Надей не привлекала. Кочеткова сидела с несколькими девочками чуть в стороне, играли в «путаницу». Они и трое мальчишек никак не реагировали на скрип открываемой двери. Точно знали, что за ними никто не придёт. Когда Мария Михайловна, едва заметно шевеля губами, пересчитала, кто остался, подозвала Асю и Никиту.
— Идите в столовую, накрывать пора на ужин. Елене Викторовне скажите: на десятерых.
Люся до последнего надеялась, что придут, даже когда позвали в столовую шла и оглядывалась на входную дверь. Вяло возила ложкой по тарелке, равнодушно уступила Машке котлету. Подумаешь, она, может, потом дома поест. И только когда сели смотреть телевизор, ясно поняла, что за ней никто не пришёл. Ни мать, ни Таша. Кажется, сейчас она обрадовалась бы даже Кефирычу.
— Чо, Ворона, обрыбилась? — злорадно бросила Надя, на всякий случай привставая со стула, чтобы в случае потасовки быть готовой и не пропустить оплеуху. Но, к её удивлению, соперница апатично отвернулась и промолчала. Кочеткова набрала воздуху для очередной обидной фразы, да так не произнесла. Скорая на расправу Люся сидела ссутулившись, смотрела мимо телевизора. И вдруг на щёку скатилась слеза, такая огромная, словно капля из вечного подтекающего крана в их душевой.
Миролюбивая толстушка Маша сочувственно вздохнула:
— Ворона, ты чо, ну не пришли забирать, может, заболели.
— Конечно, — подхватила Ася. — Мамка твоя заболела, наверное, или братик.
От неожиданно проявленного участия Люся, что старательно закидывала голову назад в попытке удержать слёзы, разревелась окончательно. Уткнувшись в поднятый подол сарафана, она плакала тихо и от этого очень жалостно. Надя подошла ближе и громко сказала:
— Девки, да чо, по телеку сегодня даже мультиков нет, может, в резиночку сыграем? Ворона, айда в резиночку играть. Спорим, я тебя обскачу на подколенках?
Люся не ответила, но всхлипы стали чуть реже. Ободрённая Кочеткова придвинулась ближе:
— Слышь, Ворона, мы раз прыгали в резиночку на улице, а к нам Мызиков такой подходит, — Надя покачалась из стороны в сторону, изображая походку нахального Мызикова. — И говорит такой: вы дуры, я вас обскачу. Поднимайте резинку. А она уже на подколенках была, пятый класс. И как прыгнет! Споткнулся ногами-то и прям задницей в лужу — хрясь! — слушательницы рассмеялись, вглядываясь в страдающую Люсю. Вроде тихо, только носом громко шмыгнула. И Надя увлечённо начала выдумывать несуществующие подробности позорного падения Мызикова. Мало что грохнулся вверх тормашками, так ещё резинка каким-то чудом отскочила и аккурат его по носу хлопнула. Люся подняла заплаканное лицо, скупо хихикнула. Девочки как будто команды ждали. Маша повалилась на стул, держась за живот, изображая, что обессилела совсем от смеха. Ася смеялась, тихонечко прикрывая рот ладонью, Ира хохотала в голос, приговаривая:
— Ой, не могу, ой, девки, ой, обоссуся сейчас.
Вернулась воспитатель, сделала замечание. Что это за гогот на ночь глядя? А ну тихо всем! Построились парами, вперёд умываться и спать. Девочки шли, возмущённо перешёптываясь: и чего такого, подумаешь, посмеялись маленько. И Люся согласно кивала: действительно, что уже смешные истории не рассказывать? И Надя поддакивала и продолжала выдумывать совсем уж несусветное, наслаждаясь вниманием.
Хотя уже засыпая, Люся опять шмыгнула носом, в котором вновь собрались обидные слезинки, она почувствовала, что на какое-то время стала для вечной соперницы Кочетковой своей. Той, которую не забирают на выходные.
Галя явилась только к концу следующей недели. Люся, что кое-как держалась все дни, увидев мать, заплакала:
— Чего не пришла? — с обидой спросила она, поспешно натягивая пальто.