Дочки-матери

— Приходит, а что потом? Гляди, сейчас деньги стащила, теперь уж не остановится. Какой дурак от лёгких денег откажется? Станет всё из дому тащить — не замки же везде вешать? Опять же, для Валерки какой пример, может, она при мальчонке по карманам шарить начнёт. А сбегать станет, как с интерната бегала, где искать будешь? Мигом из детской комнаты налетят, ославят на весь дом — носу во двор не высунешь. Лерку в саду задразнят: у тебя сестра гулёна. Соседи здороваться перестанут. А на работе мне? Хорош начальник, за сопливкой уследить не может, а туда же. А мы с тобой и вправду не уследим, Галя. Я по занятости, а ты по слабине. И пойдёт Людка по кривой дороге прямиком в колонию. Ещё в газету напишут: как это так, что мать и отчим ребёнка упустили. Разве хорошо? Ты-то, поди, добра желаешь своему ребёнку?

— А как же, Ванечка! Я ж мать!

— Ну… дело, конечно, серьёзное, хочешь, чтобы Людка выучилась нормально и без выкрутасов? Надо тебе отказную на неё написать.

— Как это? — Галина подалась вперёд, уставилась на мужа. Даже моргать перестала.

— Ты не вскидывайся, я же в хорошем смысле, — терпеливо произнес супруг. — Ну вот сама рассуди. Оформишь отказ, всё объяснишь, мол, не справляюсь с дитём, опасаюсь, что упущу из рук воспитание. Отчим с утра до ночи на работе, а я с больным ребятёнком по врачам. Да ты уж так говорила, Галя, позабыла, что ль? Всё тоже выскажешь. Только больше наседай, что за ради Людки на такой шаг идёшь.

Все объяснения мужа были очень убедительны. Через короткое время Галина и сама поверила, что такое решение — единственный шанс спасти от кривой дороги Люсю, а главное — сохранить свою семью. Ванечка ясно намекнул, что в противном случае семья эта попросту развалится. Пожалуй, перспектива снова остаться матерью-одиночкой, но теперь с двумя детьми на руках, напугала Галю гораздо сильнее. Вспомнить страшно, как они до Ванечки жили, да и то Глина была моложе и не было у неё болезненного Валерика.

А несколько дней спустя её стало заботить только одно: как бы разжалобить педагогическое начальство, чтобы прошло всё гладко да побыстрее. Высоких кабинетов она всегда робела, терялась, забывала, что надо говорить. Одна надежда на мужа.

Иван Никифорович перед каждым походом заставлял жену чуть не наизусть зубрить ответы на возможные вопросы, а лучше по возможности поддакивать тому, что он станет говорить. Галя облегчённо кивала: конечно, пусть Ванечка говорит, так спокойнее. Как всегда, тащили с собой Валерика, чем значительно сокращали время посещения. Ноющий, худощавый, похожий на отца мальчик, вызывал и жалость, и раздражение. Легче бумагу подписать, чем это нытьё слушать. Иногда Галя, краснея от смущения, извинялась, выходила с сыном в коридор и, оставшись один, Иван Никифорович деловито вёл беседу сам. По обстоятельствам: то повышая голос, то нудно и монотонно оперируя выписанными в блокнот статьями, параграфами и выдержками из специальной литературы. Под конец тягостных этих хождений в одном из кабинетов, где комиссия из трёх некрасивых и наверняка неустроенных по-бабьи чиновниц, едва не заклевали Галину попрёками в материнском бесчувствии и нерадивости. Иван Никифорович как фокусник из рукава бросил последний оставшийся козырь. С супругой он собирается разводиться, а ходит вместе из сострадания и своего родного сына Валеры. Потому как собирается и впредь заботиться о нём и помогать чем может бывшей супруге. Но помощь-помощью, а следить за дочкой от первого брака — уж извините, он не педагог. А сама Галина Николаевна не имеет на девочку никакого влияния и, занявшись сыном, и вовсе пустит всё воспитание на самотёк.

После его ухода члены комиссии спохватились, что говорил этот сухощавый мужичок с колючими глазками в основном цитатами и лозунгами. Но уж больно гладко и к месту у него всё выходило. Даже их, поднаторевших в вечных совещаниях, обскакал. И после драки кулаками не машут. Подписали уж. В конце концов, личное дело Воронцовой Люды пестрит не слишком лестными характеристиками и по всему выходит, девочка она трудная. А мать, видно, что рохля. Такая действительно не удержит и получит государство в недалёком будущем ещё один асоциальный элемент — и кому лучше станет? Пусть уж тратит свои силёнки на сына, авось хоть его в люди выведет.

Измученная вечной боязнью сказать не то или напортачить неверным ответом, Галина разревелась. И впервые за всё время семейной жизни супруг ласково погладил её по плечу и добродушно протянул:

— Ну чего ж теперь голосить, Галюня, вот дура ты, глупая, всё уж почитай и закончилось. Пойдём вот завтра к Сумароковым, его жена импортное платье достала, да не влазит в него. А тебе в самый раз будет.