Другая сестра Беннет

Мэри не совсем понимала почему, но встреча с Джоном Спарроу каким-то образом успокоила ее мятущийся ум. Увидев его таким беззаботным и довольным, она освободилась от бремени, которое несла так долго, что не замечала его тяжести, пока оно не исчезло. Пусть она и не стала счастливее, появилось внутреннее ощущение порядка, способность размышлять о будущем, в котором мистер Хейворд не играл никакой роли. Если она должна пройти свой путь в одиночестве, пусть так и будет. Возможно, жизнь незамужней женщины не такая уж унылая и унизительная доля, как считает общество. Возможно, многое зависит от обстоятельств и самой женщины. В конце концов, подумала Мэри, она никогда не будет такой бедной и отчаявшейся, как несчастная мисс Аллен. Браки сестер спасли ее от этой участи. Они всегда готовы предоставить ей кров. Нужда не заставит ее в погоне за следующим шиллингом метаться по загородным домам, чтобы учить юных леди игре на фортепиано. У нее всегда будет уголок, который принадлежит ей; и, возможно, отдельная комната – все, что действительно требовалось мыслящей женщине. Она умела читать и учиться. Она может даже попытаться написать что-нибудь сама. Миссис Маколей показала, что это вполне возможно. Почему бы ей не двигаться в этом направлении? Вряд ли миссис Беннет сочла бы это занятие подходящим для дочери. Но теперь матушка умыла руки. У Мэри появилась свобода строить свое будущее по собственному усмотрению.

Все это время миссис Гардинер наблюдала за поведением племянницы, не зная, что и думать. Она восхищалась силой воли Мэри. Аплодировала ее храбрости. И она с облегчением увидела, наконец, что это уже не прежняя безнадежно, отчаянно несчастная девушка; однако за сухими глазами и уверенным видом все же скрывалось что-то глубинное, подавленное, отчего на Мэри было больно смотреть. Смирение с судьбой, конечно, было меньшим из зол, но лишь как временная мера.

– 94 –

Наступил очередной наполненный спокойствием день. Мэри была наверху – наводила порядок на книжных полках, – когда услышала, как раздался звонок, открылась входная дверь и вошел посетитель. Она научилась не обращать внимания на эти звуки – с чего ей ждать гостей? – и спокойно продолжила заниматься своими делами. Она была так поглощена процессом, что не услышала, как миссис Гардинер торопливо поднимается по лестнице и отвлеклась, только когда тетя, тяжело дыша, ворвалась в ее комнату.

– Мэри, он здесь! Том здесь – внизу, в гостиной.

Мэри была ошарашена. Она так долго ждала этих слов. Раз за разом – в бессонной ли ночной темноте, в душной тишине гостиной при свете дня, в долгих прогулках по пыльным улицам города – она представляла, как слышит их, задавалась вопросом, как они будут звучать, что она почувствует, как поведет себя. И вот теперь, когда все произошло, она застыла, утратив дар речи.

– Ну же, это никуда не годится. Пойдем. Он спрашивает тебя. Ты обязана спуститься.

Мэри видела тетю, чувствовала ее волнение и беспокойство, слышала тревогу в ее голосе, но все это будто проходило где-то далеко отсюда. Будто она наблюдала эту сцену со стороны: вот она, тетушка, сама комната, ее книги. Затем ступор внезапно отступил – к ней пришло понимание. Мэри глубоко, судорожно вздохнула и каким-то образом снова пришла в себя.

– Он действительно здесь? Он наконец приехал?

– Да, да, он здесь и желает говорить с тобой. Пожалуйста, спустись.

Миссис Гардинер протянула руку, но Мэри не взяла ее.

– Мне необходимо уединение, буквально на минуту – собраться с духом. Пожалуйста, скажите ему, что я скоро спущусь. Я так долго его ждала, думаю, теперь он может немного подождать меня.

Миссис Гардинер умоляюще посмотрела на нее.

– Мэри, прошу тебя, только не позволяй себе гневаться. Дай ему шанс. Позволь ему поговорить с тобой.

– Хорошо. Но надеюсь, что также он выслушает меня. И я спущусь только тогда, когда буду знать, что сказать ему.

Миссис Гардинер колебалась; но Мэри была тверда. Когда тетушка вышла, она присела, уставилась на письменный стол, не видя ничего перед собой, а потом опустила голову на его прохладную гладкую поверхность. Она почувствовала слабый запах лака для дерева, и ей пришло в голову, что он не такой приятный, как тот, рецептом которого так гордилась Шарлотта Коллинз. Закрыв глаза, Мэри на минуту застыла. Затем выпрямилась, полезла в ящик и вытащила небольшую черную сумку. В той сумке, между страниц греческого словаря, который дал ей мистер Коллинз, так и хранился единственный листок бумаги с высказыванием на греческом.

Наше счастье зависит от нас самих.

Она внимательно изучила его, прежде чем сложить и спрятать в складках платья, затем пригладила волосы и спустилась вниз.