Другая сестра Беннет

Вскоре Мэри обнаружила, что ни одна из этих стратегий не работала. Когда она молчала, то лишь подтверждала его мнение о своем скудоумии. Когда пыталась принять участие в развлечении, то всегда делала что-то невпопад – в такие моменты вмешивалась Элизабет, улаживая все шуткой или смехом. Под нежным, насмешливым взглядом Лиззи ее муж становился другим мужчиной – теплым, улыбающимся, не верящим собственному счастью. Однажды Мэри заметила, как супруги обменялись взглядами столь интимными, что опустила глаза, взволнованная, будто застала врасплох их одних. Именно это в конце концов привело ее к пониманию, что она ничего не может сделать, чтобы завоевать расположение мистера Дарси. У него не было никакого желания преодолевать пропасть между ними. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы демонстрировать это, но Мэри с абсолютной ясностью видела, что он жаждет, чтобы она покинула его дом. Ее присутствие было больше, чем незначительное вмешательство. Оно сдерживало его желание потакать своим самым сильным чувствам настолько свободно и открыто, как он того желал. Только когда она уедет из Пемберли, мистер Дарси сможет снова стать самим собой: чувствовать себя в безопасности среди тех, кого любит больше всего на свете, не стесненный обществом незнакомки за столом, неловкой гостьи в столовой, на террасе, в детской… Везде, где ему захочется побыть наедине с женой.

Мэри ощущала истину этого откровения, почти испытывая физическую боль, уверенная, что ее счастливые дни в Пемберли сочтены. Она не думала, что гостеприимство надолго переживет нетерпение мистера Дарси. В самом деле, было до боли очевидно, что Лиззи уже отдалилась от Мэри, предпочитая проводить время с мужем, а не с сестрой. А когда тот был занят делами и недоступен для нее, с ними всегда была Джорджиана. Теперь Мэри редко видела Лиззи одну. Те дружеские часы, которые они провели вместе, когда она только приехала, больше не повторялись. Теперь Джорджиана шла рука об руку с Лиззи, а Мэри следовала за ними на несколько шагов позади.

Джорджиана Дарси была робкой, осторожной девушкой, испытывавшей некоторое благоговение перед братом и явно обрадованной тем, что нашла в Элизабет такую приятную и отзывчивую подругу. Мэри часто ловила ее на том, что она смотрит на Лиззи с откровенным обожанием, и видела также, что сестра отвечает ей взаимностью. Лиззи окружала ее всей той теплой любовью, объектом которой Мэри всегда так надеялась стать. Иногда ей было трудно смотреть, как сестра осторожно вытаскивает Джорджиану из ее раковины, побуждая думать о себе лучше и не бояться демонстрировать свои таланты. После обеда они сидели в гостиной, пока Джорджиана упражнялась за роялем. Ее стройная фигура выгодно смотрелась, когда девушка склонялась над клавиатурой, а бледные руки вытягивались, играя гаммы и арпеджио. Мэри вынуждена была признать, что играла Джорджиана прекрасно – настолько прекрасно, что Мэри уже не решалась подойти к фортепиано, не желая страдать от сравнения. Она пыталась прогнать мысли о ревности, но ей было больно смотреть, как Лиззи воздает Джорджиане все похвалы, которые она когда-то жаждала получить сама. Лиззи никогда не просила Мэри сыграть. Вместо этого, однажды в конце особенно сложной композиции, исполненной Джорджианой, Лиззи громко зааплодировала и повернулась к Мэри с сияющим лицом:

– Разве не великолепно? Тебе не кажется, что она необыкновенно хороша? Ты когда-нибудь слышала что-нибудь прекраснее?

Мэри покачала головой.

– Нет, не думаю, что слышала. Превосходно, Джорджиана.

Слегка покраснев от напряжения, Джорджиана одарила Мэри короткой улыбкой и поспешила сесть рядом с Элизабет, чтобы сполна насладиться ее одобрением. В большинстве случаев Джорджиана не разговаривала с Мэри, но изредка такое случалось. Ее молчание отчасти объяснялось застенчивостью, но Мэри подозревала, что дело было не только в этом. Иногда она ловила на себе взгляд Джорджианы, наблюдавшей за ней с легким недоумением. Казалось, она спрашивала: что ты тут делаешь? Как ты здесь очутилась? И как долго собираешься оставаться? В ее любопытстве не было никакой злобы, лишь небольшой намек на удивление. Глядя, как Джорджиана вовлекает Лиззи в веселую беседу, в которой, очевидно, она не могла принять участия, Мэри начинала задавать себе те же вопросы.