Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Неудивительно поэтому, что бо́льшая часть французской литературы военного времени посвящена тонкостям предательства, совершаемого людьми, которые чаще были готовы сложить оружие ради собственной безопасности, чем отдать жизнь за ближнего. Вспомним знаменитую повесть Мопассана «Пышка» о том, как группа респектабельных буржуа пожертвовала проституткой – единственным патриотом среди них, заставив отдаться немецкому офицеру. Или возьмем два сильных романа, написанных между мировыми войнами: «Путешествие на край ночи» Луи-Фердинанда Селина и «Зеленая кобыла» Марселя Эме. В первом произведении описывается нравственный хаос Первой мировой войны, а во втором – взаимное предательство соседей во время Франко-прусской войны 1870–1871 гг. В обоих мы видим страну, расколотую подозрениями, находящуюся в поисках патриотизма, который так часто, кажется, ускользает от нее, и по-видимому, лишенную духа жертвенности, который оживляет (сколько бы ни было в нем ностальгии и самообмана) английскую литературу времен Первой мировой войны.

Ярким примером травмы может служить писатель Пьер Дриё ла Рошель. Он храбро сражался в Первой мировой войне, был трижды ранен и награжден Военным крестом. Благодаря этому опыту ла Рошель стал одной из ведущих фигур в литературе межвоенного Парижа. Но у него не было вкуса к католическому возрождению, и в течение следующих 20 лет он вел беспорядочную жизнь, посвященную соблазнению женщин и сочинению мрачных романов, в которых женщины и их сексуальность занимают центральное место. Он отверг националистические идеи, которые, как он полагал, привели к Первой мировой войне, и выступал за объединенную Европу и новый интернационализм как единственный путь к мирному будущему.

Сначала Дриё поддержал коммунистов как очевидных сторонников идеи интернационализма и вступил в партию вместе со многими своими современниками. Когда он вышел из партии и объявил себя фашистом, произошло это не потому, что он отказался от того, во что когда-то поверил. Международный социализм, который привлекал его в Коммунистической партии, теперь лучше всего выражали растущие фашистские партии в Германии и Италии. И вряд ли писателя можно винить за такой образ мыслей, коль скоро к этому времени нацисты и коммунисты заключили свой секретный союз. Своего рода жажда смерти, отвращение к жизни объединяют интернационалистскую политику и нездоровый опыт такого персонажа, как Дриё[42]

. Самоубийство, которое он в итоге совершил и которое спасло его от суда за измену, уже крылось в ennui

[43] и nostalgie de la boue

[44], наполнявших страницы «Мужчины, увешанного женщинами», в самом названии которого отразился разрыв между сексом и любовью, определивший опыт Дриё. Его жизнь, как и его искусство, свидетельствовали о духовном опустошении, от которого он тщетно искал политического средства.

Усилия Пеги, Маритена и их последователей, нацеленные на то, чтобы католицизм и национализм слились друг с другом в крепких объятиях, были неприемлемы не только для таких людей, как Дриё ла Рошель, но и для обычных левых интеллектуалов. Многие из них были неверующими: во французской культуре уже прорастали семена деизма, посеянные Огюстом Контом, и атеизма, которые заронили Золя, Прудон и Жорж Сорель. Влияние марксизма ощущалось во всем обществе, а после Октябрьской революции Французская коммунистическая партия начала быстро расти, привлекая в свои ряды многих ведущих интеллектуалов, в том числе писателя и поэта Луи Арагона, художника Пабло Пикассо и основоположника сюрреализма Андре Бретона.

Можно утверждать, что последовавшее за этим trahison des clercs (предательство интеллектуалов) было менее вредоносным, чем измена кембриджских шпионов и их круга. Ведь ход войны и ее последствия меньше зависели от Франции, чем от Англии. Но осознание вины среди французских послевоенных интеллектуалов можно ясно наблюдать по их резко враждебной реакции на «Черную книгу коммунизма», опубликованную под редакцией экс-маоиста Стефана Куртуа в 1997 г. В этой работе приводится перечень преступлений, совершенных коммунистами, и описывается роль интеллигенции, которая оправдывала и вдохновляла их. В ней также говорится о сходстве (согласно Куртуа, близком к абсолютному) между коммунизмом и нацизмом [Courtois et al., 1997; Куртуа и др., 2001]. Для многих французских интеллектуалов, для которых вступление в Коммунистическую партию стало реакцией на ужасы нацизма, такое сравнение было не просто оскорбительным: оно было предательским. Но все же коммунисты в какой-то мере несли ответственность за снижение воли к борьбе с нацистами, косвенно исполняя приказы Гитлера в течение решающих месяцев поражения Франции. Так, из-за Французской коммунистической партии рабочие заводов по производству боеприпасов вышли на забастовку, когда нацисты, выигравшие от советско-германского договора, вторглись во Францию.