Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Марксистская теория идеологии пыталась собрать воедино половинки портрета, описывая «удобные» ценности как социальную маску, за которой скрывается реальная экономическая власть. Но теория была расплывчатой и схематичной, лишенной конкретики, столь необходимой для вознаграждаемого и возобновляемого презрения. Поэтому бо́льшая часть усилий французских левых в XX в. была посвящена завершению портрета. Цель состояла в том, чтобы создать идеального врага: объект, в оппозиции к которому можно определить и отточить свою подлинность, переплавив ее в остроумие.

Работа по определению идеального буржуа, начатая Сартром в «Тошноте», была завершена в 1952 г. с выходом в свет «Святого Жене, комедианта и мученика», шедевра современного сатанизма, в котором буржуазия характеризуется чрезвычайным разнообразием эмоций: от укоренившейся гетеросексуальности до враждебности к преступности. Наконец, буржуа предстает борцом за иллюзорную «нормальность». Его основная задача – запрещать и угнетать всех тех, кто, оспаривая эту нормальность, бросает вызов также социальному и политическому господству, которое она за собой скрывает.

Антибуржуазный настрой в основе французского левого мышления частично объясняет его отказ от всех ролей и функций, которые не созданы им самим. Основную поддержку такой образ мыслей находил не в университете, а в кафе: важные посты в «структурах» буржуазного государства долгое время считались несовместимыми с требованиями революционной добродетели. Каким бы влиянием ни пользовался гошист, оно должно было проистекать из его собственного интеллектуального труда, результатом которого выступали слова и образы, бросающие вызов status quo

. Кафе становится символом его социального положения. Левый мыслитель наблюдает за спектаклем, но не присоединяется к нему. Вместо этого он ждет тех, кто, встретившись с ним взглядом, отделится от толпы и «перейдет» на его сторону.

Точно так же следует признать возникающую зависимость между гошистами и настоящим средним классом. Левого мыслителя вследствие скандального повествования Сартра стали считать исповедником среднего класса. Он предоставляет идеальный образ греховного состояния этой части общества. Буржуа сартровской иконографии – это миф; но он имеет черты сходства с обычным городским жителем, который, узнавая свой искаженный облик в этом портрете, обеспокоен мыслью о моральных перспективах. Он сознается, что владеет имуществом, что женат, что старается быть почти верным мужем и добросовестным отцом. Он с энтузиазмом кается в чисто гипотетических преступлениях. И начинает превозносить гошиста

за избавление от мук совести. Так гошист становится избавителем класса, иллюзии которого был призван разоблачить.

Поэтому в определенный момент, несмотря на грубость, которая, по правде говоря, была не более чем необходимой составляющей его ремесла, гошист

стал пользоваться обширными социальными привилегиями. Он начал карабкаться на плечи буржуазии, чьи привычки не признавал, и наслаждаться местом аристократа под солнцем. На лучших парижских вечеринках левый мыслитель всегда присутствовал лично. Но даже самый средний прием проходил напротив книжных полок, нагруженных его писаниями. Столь сильна в действительности была симбиотическая связь между гошистом и его жертвой, что доходила до сходства с прежней, казавшейся неразрывной связью между аристократом и крестьянином. Основное различие состояло в следующем: аристократ превозносил крестьян на словах (создавая идеализированного «пастушка», чьи добродетели непрестанно демонстрировались в придворном театре) и в то же время угнетал их своими действиями. Гошист разумно поменял приоритеты: он не более чем лает на того, кто его кормит. И в этом выказывает бо́льшую мудрость и здоровый инстинкт самосохранения.

Таковы были гошисты, чьи работы подготовили почву для студенческих протестов в мае 1968 г. Юлия Кристева, Филипп Соллерс, Ролан Барт, Маргерит Дюрас, Ален Роб-Грийе и апологеты «нового романа» – все они были гладенькими представителями истеблишмента, чей марксизм был облицован структуралистской лингвистикой и получил убедительную литературную обработку. Некоторые из этих мыслителей имели отношение к учебным заведениям. Однако никто из них не мог похвастаться академическими званиями, и они придерживались отчужденной и богемной манеры поведения, завещанной им Флобером и Бодлером. В этом поколении модных интеллектуалов наиболее влиятельным, безусловно, был Мишель Фуко, социальный философ и историк идей, продвигавший антибуржуазную риторику Сартра и превративший ее в основополагающий элемент учебного плана сначала во Франции, а затем и во всем мире, и не в последнюю очередь в США.