Дым

— Ну конечно! О таком нельзя было даже мечтать! Правда, подобные случаи уже отмечались. — Она поджимает губы и наклоняется к нему поближе. — Вы когда-нибудь бывали в психиатрической лечебнице, мистер Купер? Это приют для умалишенных. Я посещала такой приют много лет назад, когда заболел мой муж. В те дни лечебницы строили по образцу Пентонвильской тюрьмы: одиночные камеры вдоль длинных коридоров, чтобы пациенты не заражали друг друга дымом. Раз в неделю служители обходят камеры и соскребают со стен сажу, а затем продают ее изготовителям сигарет. Тайком, разумеется, хотя владельцы знают об этом и получают свою долю. Если говорить о пациентах, то одни находились в том же состоянии, что и мой муж, а у других умственные способности полностью сохранились. Преступники, вернее, вольнодумцы: джентльмены, выставляющие свои пороки напоказ. Есть еще одна разновидность больных, но об этом лишь ходят слухи, в точности ничего не известно. Разве только один ученый шепнет что-нибудь на ухо другому или оксфордский профессор упомянет об этом в примечании к своей статье. Так вот, говорят, что в подвалах Новой Бетлемской лечебницы содержался человек, такой же, как хозяин этого дома. Чудо природы! Скорее всего, он там и умер.

— Но почему его заперли в приюте?

— Не будьте наивны, мистер Купер. Он был человеком, которому не следовало появляться на свет. Праведник из простого сословия. Это же чудовищно, невозможно, это угроза для страны.

Ливия тоже слышит все это, тенью скользя по коридору, играя роль передаточного звена между двумя мальчиками. Она кивает Томасу. Тот не спеша, беззвучно идет в спальню ее матери, оставив дверь открытой, чтобы Ливия могла предупредить его об опасности. Чарли, которому Ливия тоже адресует кивок, без промедления задает следующий вопрос:

— Я кое-чего не понимаю, миссис Нэйлор. Грендель ведь не родился таким: в детстве он дымил. Он рассказывал об этом Ливии и Томасу. Что с ним случилось?

— Точного ответа нет. Полагаю, сбой обмена веществ. Должно быть, болезнь повредила не только железы, вырабатывающие дым, но и всю систему, отвечающую за чувства и эмоции. Насколько я могу судить, значительная часть этой системы уничтожена. Та, что управляет поведением, которое мы называем грехом.

— Но разве это не ответ? Эта болезнь сделает всех хорошими.

По голосу матери Ливия понимает, что слова Чарли взволновали баронессу.

— Не получится, мистер Купер. Болезнь явно не заразна. Но даже если мы сумеем выделить ее возбудителей и внедрить в здоровый организм… — Она делает паузу, подбирая слова. — Позвольте задать вам вопрос, мистер Купер. Вы восхищаетесь мистером Гренделем?

— Нет. Я жалею его.

— Почему?

Чарли тут же отвечает:

— У него нет выбора. Он может быть только праведником.

— Вот именно. Представьте, что такой человек, как Грендель, попадет в руки Ренфрю. Через сколько времени учитель начнет мечтать о выведении целой расы таких людей? Это же его цель: создать народ, состоящий из послушных школьников. Из автоматонов. А он хороший ученый, ваш доктор Ренфрю. Бог знает, что он может сотворить в своей лаборатории.

— Ренфрю мертв.

— Мертв? Нет. Я попросила Себастьяна навести справки. Он сильно ранен, как говорят. Изрезан и истерзан непрошеным гостем. Ходят слухи, что для его спасения пришлось привлекать «Континентальную медицину».

— Я рад, что он жив.

Чарли выговаривает эти слова медленно, после тщательного раздумья, с ноткой удивления в голосе. Ливия слышит это, и ее грудь сжимается от гордости.

Она поворачивает голову в другую сторону и принимается следить за тем, как Томас обыскивает комнату ее матери.

В маленькой комнате душно. Кроме тяжелой кровати, здесь есть только шкаф, таз для умывания и стул. Томас неподвижно стоит у входа, взгляд его перескакивает с предмета на предмет. Сломанная дверца шкафа распахнута. Внутри нет ничего, кроме одежды: платья леди Нэйлор висят на крючках, одежда Гренделей сложена на полу шкафа. Кровать застелена; Томас проводит рукой под простыней и находит ночную сорочку. За подушку заткнута серебряная щетка для волос. Под кроватью стоит дорожный саквояж миледи с нижним бельем и сборником французских стихов. На обложке изображена обнаженная женщина в объятиях лебедя.