− Я живу по своим, − загибал я. − Только любовь и свобода избавят людей от системы, мы будем жить другой жизнью. Мы не сдаемся, мы революционеры, нас много, с нами команданте Че и Бенвенуто Челлини..
− Кто?
− Бенвенуто Челлини, ювелир, говорят, лично стрелял из пушки по Бурбонам.
− Нет ни революционеров, ни Бурбонов, всюду одно дерьмо, − покачал головой Лёва. − Простите, сэр.
Лорд, лежавший у его ног, тяжело вздохнул.
Впрочем, когда зеркальщик набирался до бровей, то становился еще более категоричным. Хаял всех и вся. Прежде всего, доставалось староверам.
Мы, как могли, поддерживали нашего соседа. Подкармливали его и пса, заходили вечерами в гости и за бутылкой вина терли об одном и том же.
− Да у меня брат родной в шестом отделе! Сюда такие ребята подъедут! – умело разводил пальцы Вася. − Что все этих староверов раком нагнут! Никто тебя, дядя Лёва, не выселит! Мы их выселим! В натуре, братан!
Старый зеркальщик не слушал Васины бредни. По его лицу блуждали мертвые тени усталости и разочарования, зеркальщик отводил от людей нос, как от кучки дерьма, он не верил ни в любовь, ни в дружбу, и твердил о каком-то предательстве. Позднее он рассказал простую, как непотребная кучка, историю о крупном займе – друг взял под процент и не вернул. Банально. Но так зеркальщик стал мизантропом, и каждый, кто вставал поперек, рисковал захлебнуться в его негативе. Староверов он считал лицемерами не потому, что сомневался в их вере, а потому что сомневался в самой необходимости существования людей.
От зеркальщика мне передался пессимизм, и я стал подумывать, что судьба махнула на меня рукой и решила похоронить среди лавок с мёдом, красиво показав кукиш в виде Люси в небесах с алмазами.
люся в небесах с алмазами
В каждом городе есть человек без имени, каждое мгновение он вспарывает брюхо вечности, чтобы найти там Бога. Он всюду сует свой нос, вынюхивая следы истины. Ему нужна любовь, но он получает её по капле, потому что любовь ему выжимают из камней. Он верит, заглядывая в глаза бездомных божьих тварей, мы здесь ради какой-то другой жизни. Мы здесь неслучайно, и мы нужны кому-то. Кому-то, кто ищет нас, но вот кто же он. Кто?
В этом огромном городе таким человеком был я. Улицы и подворотни, пройденные в поисках любви, теперь пересекались в моей печени. Вокруг было пусто, но мои глаза, уши и сердце продолжали получать знаки, прилетавшие, как шальные пули, отовсюду. В моей голове от постоянного ожидания чуда случались микровзрывы. Сдавалось мне, здесь мало кто играл в такую игру
В конце апреля нас отправили в Питер на ярмарку сбывать мёд. За рулем стонущей «Волги» восседал бородатый Иван Абрамович, по возрасту они были одногодки. Я с флаконом травяной настойки трясся на заднем сиденье, возглавляла безнадежную троицу староверов Люся.
Предводительница мирно дремала под дикое гудение печки. Ничто не предвещало неприятностей, но молдавская неумелость водителя загубила наш неторопливый ход где-то под Тверью. Заклинило двигатель. На помощь из автопарка староверов, состоявшего из трех груд металлолома одной марки, прибыл еще один катафалк и тоже встал мертвым грузом. Поездка обещала быть запоминающейся.
− Вот шельма! − выругался Абрамыч. − Надо вызывать третью машину!
− Это всё староверская жадность, − плевался в сторону четырехколесного хлама Вася. – Говорил же, купите одну машину, но нормальную!
Головоломку Е95 взялся решать шофер с собачьим именем Мухтар. Со свойственной горцам горячностью он взял в оборот жалобно скрипевшую повозку и погнал, как молодого скакуна. Мы недолго гадали, чем это кончится. В роковом для автолюбителей месте, городке Вышние Волочки, машина лишилась стартера.
Однажды мне уже приходилось терпеть аварию у Вышних Волочков. Возвращаясь из Питера, ночью в лютый мороз из-за сдохшего сцепления я на ходу покидал через заднюю дверь старенькую «девятку». Не имея возможности остановиться, мы с приятелем кругами катались по Вышним Волочкам в поисках ремонтной мастерской. Я выпрыгивал на улицу, выспрашивал дорогу и тем же способом возвращался.
В этот раз возбуждающе пахло весной, я попивал настойку, наблюдая, как Мухтар возится под капотом, и жизнь не казалась отвратительной. Я мечтательно глазел на птиц, возвращавшихся с юга, и по сторонам, словно я не на обочине дороги, еду на промысел с неправильными староверами, а в экспедиции Фернандо де Сото плыву к Новому Свету.
Без суеты, теряя запчасти, под Люсины охи через сутки ранним утром мы въехал в Питер, зевая, словно желая проглотить пустой Московский проспект.
Мероприятие, на которое пригласили староверов, имело обнадеживающую вывеску: «Красота, здоровье и долголетие». Однако половина блуждавших по залам стариков и старушек в лучшем случае могла рассчитывать на отсрочку от могилы в несколько месяцев. Медок пользовался среди них чрезвычайной популярностью. Видимо, за счет пчел и трав пенсионеры рассчитывали надуть костлявую с косой и с утра до вечера осаждали прилавок.