Эстетика бродяг

− Привет, я приехал. Как ты?

− Мне здесь не место.

− У Шао?

− В городе. Есть предложение от двух московских девочек − показать им горы, с них питание.

− Это интересно. Они у вас? − Бертран попытался выглянуть из трубки. − Хороши ли девочки? Когда едем?

− Мы с тобой выезжаем завтра же.

− Тогда я к вам.

− Не надо! За мной следят, и никому не говори, где я. Я забронирую билеты, встречаемся завтра в пять вечера у касс.

− Ладно, переночую у Раждаева. Все равно я не пью. А вы по ходу допились до белочки. Смотри, не про*би отъезд, Штирлиц.

Потом я позвонил москвичкам-подружкам и сообщил, что путешествие начинается.

Чтобы почувствовать себя в безопасности, перед тем, как отправиться на вокзал, я изменил внешность. Меры конспирации принял немедленно. Недельную небритость превратил в эспаньолку, светлые волосы на голове покрасил в рыжий цвет, а туловище изрядно укрупнил, обмотавшись льняными тряпками. Вдобавок выменял в переходе у бродяги очки слепого и легкую трость за литр водки.

Шао оценил мою конспирацию.

− Гражданин, у вас не продается славянский шкаф? − весело спросил он. Проводил до метро и сказал: − Станиславский, я вам верю!

− Прям вылитый Гонтенбайн, − вздрогнув, кисло улыбнулся Бертран, когда мы встретились у касс. – Вы что там с Шао совсем ох*ели? Это он тебя так нарядил?

− Так надо, − озирался я.

Ни у кого мой нелепый наряд не привлек особого внимания.

− Зря скалишься, − сказал я, − за мной реально следят.

− Да, да. Я понимаю, − сочувственно покачал головой Бертран. − Теперь за многими следят.

Я залег на верхней койке и выглянул в окно. На перроне толкались люди. Большинство из них просто мыкалось с вещами вдоль вагонов. Однако были и подозрительные − они никого не встречали и не провожали, никуда не спешили, поглядывая по сторонам. Я задернул шторы и стал ждать отправления. Лишь когда поезд тронулся, я облегченно вздохнул.

Загримированный под персонажа превосходящей комплекции, я ощущал себя иным человеком. Мое прошлое не проглядывалось сквозь темные очки. Мне было легко в большом теле.

Первое время Бертран проходил мимо, забывая, как я выгляжу. Потом он купил мне коньяк и узнавал наше купе по бутылке. Скорый поезд мчался через поля, реки, леса, меланхоличные деревушки и города. Было немного грустно наблюдать, как чья-то жизнь проносится мимо, позволяя лишь скользнуть по ней взором. Ночью на одной из станций я открыл окно и вдохнул душного воздуха, насыщенного маслянистым запахом железной дороги. Вдали уютно переговаривались голоса диспетчеров. Полумрак таинственно отсвечивал блеском станционных огней. Вдоль грузового состава напротив тихо прокрались несколько фигур с фонарями, я испуганно вздрогнул и прислушался. Но тут скрипнули тормоза, и поезд покатил дальше.

В последний вечер перед Барнаулом к нам подсел пожилой доктор. Он появился в тот момент, как опустела бутылка. Без выпивки я нервничал и бредил. Доктор знал свое дело, извлекая из походной сумки «Джэк Дэниелс». Сначала мне почудилось, будто доктор не в себе и кому-то подмигивает. Но выпив, я успокоился. У доктора был небольшой тик.

Само собой разговор зашел о здоровье. Меня беспокоила печень и уши, Бертран интересовался, как вывести грибок со ступней, а сосед с верхней полки боялся полового бессилья.

− Если человек не испортит себе здоровье, он всегда добьется своей цели и прославится, так говорили самураи, − поучал доктор, наполняя стопки.

«Пожалуй, брошу пить, поберегу здоровье», − стал я прикидывать новую жизнь.

− А что еще самураи говорят? – спросил Бертран.

− Если вокруг много мастеров, нужно приложить усилие, чтобы прославиться, − отер губы доктор, выпив рюмку, − но когда мир приходит в упадок, как сейчас, преуспеть нетрудно.

−Хм, а может, и не стоит завязывать, − пробормотал я.

Доктор от четвертой рюмки отказался, и я воздержался.

− Скажите доктор, а как быть, если мне уже за сорок, а я… − вдруг вспомнил о чем-то сосед с верхней полки.

− А никак, − не дослушал доктор и зевнул.

− В смысле?

− Вы, батенька, если будете считать свои годы, долго не протянете. Позабудьте о возрасте, − укладываясь, говорил доктор, − если желаете жить вечно.

− Я совсем не хочу жить вечно.

− А, ну-ну, − уже в полусне пробормотал доктор, − так я и думал.

Утром, когда поезд прибыл, доктора и соседа с верхней полки уже не было. Мы сдали вещи в камеру хранения и пошли выпить горячего чая или кофе.

− Никто за нами не следит? − постоянно спрашивал я.

− Никто за нами не следит, − без эмоций отвечал Бертран.

Я прихлебывал из фляжки, а Бертран морщился.

− Неплохо бы раздобыть травки, − твердил он. − Надоело смотреть, как ты бухаешь.

Я пожимал плечами.

− Кто-то машет нам, − заметил Бертран человека на противоположенной стороне улицы.

− Не нам, а тебе, − поправил я и спрятал фляжку. − В таком виде меня здесь не узнают.

С той стороны улицы махал Лесник.

− Зачем тебе такие очки и трость, ты же вроде не слепой? – после того, как Бертран меня представил, спросил Лесник.

− Я – художник, это мой образ, мне так комфортно. Жизнь и творчество я не разделяю.

− А, ну да. Я тоже художник, − кивнул Лесник и поджег папиросу.