— Это бы… это бы… прекрасно! — прогудел Хагрид, и повалился на кучу компоста, рыдая горше прежнего.
— Сюда, сюда, — Слизхорн взмахнул своей палочкой, и огромная гора земли взлетела в воздух, упала с приглушенным стуком на мёртвого паука, и застыла аккуратным холмом. — Давайте пойдём в дом и выпьем. Стань с другого бока, Гарри… вот так… Вставай, Хагрид… Молодец…
Они посадили Хагрида на стул за столом. Клык, который во время похорон не высовывался из своей корзины, мягко протопал к ним и, как всегда, положил свою тяжёлую голову Гарри на колени. Слизхорн откупорил одну из бутылок вина, которые он принес с собой.
— Я все их проверил на яд, — заверил он Гарри, выливая почти целиком всю первую бутылку в одну из ведроподобных кружек и передавая её Хагриду. — После того, что случилось с твоим бедным другом Рупертом, теперь каждую бутылку у меня пробует домашний эльф.
Гарри тут же представил выражение лица Эрмионы, доведись ей услышать про этакое использование домашних эльфов, и решил никогда ей про это не рассказывать.
— Это Гарри, — Слизхорн разливал вторую бутылку пополам на две кружки, — а это для меня. Ну, — он высоко поднял свою кружку, — за Арагога.
— За Арагога, — произнесли Гарри и Хагрид.
Слизхорн и Хагрид выпили от души. Гарри же, которого Феликс Фелицис, освещая путь впереди, предупреждал, что ему пить не стоит, лишь притворился, что делает глоток, и поставил кружку на стол перед собой.
— Я его из яйца вырастил, — с тоской сказал Хагрид. — Такой маленький был, когда вылупился, ростом где-то с пекинеза…
— Милашка, — сказал Слизхорн.
— Держал его в школе, в кухонном шкафу, пока… ну…
Лицо Хагрида помрачнело, и Гарри знал почему: Том Ребус подвёл Хагрида под исключение из школы, обвинив его в открытии Потаённой Комнаты. Слизхорн, кажется вообще не слушал; он смотрел на потолок, под которым висели не только медные кастрюли, но и длинный шелковистый моток блестящих белых волос.
— Хагрид, это не единорогов волос?
— Угу, — равнодушно сказал Хагрид. — Выпадает из ихних хвостов, ну цепляется за ветки и всякое такое в лесу, ты знаешь…
— Но мой дорогой друг, ты знаешь, сколько это стоит?
— Я пускаю его на перевязки, ну и всякое такое, если животное заболеет, — Хагрид пожал плечами. — Это очень полезно… хорошо действует…
Слизхорн снова изрядно отхлебнул из своей кружки, его глаза внимательно осматривали хижину, высматривая, как понимал Гарри, ещё какие-нибудь сокровища, которые можно будет превратить в выдержанный в дубовом бочёнке мёд, замороженные ананасы и бархатные смокинги. Он опять наполнил кружки, Хагрида и свою, и стал расспрашивать о животных, живущих в лесу, и как у Хагрида получается за ними присматривать. Хагрид, который из-за выпивки и заботливых распросов Слизхорна стал разговорчивым, перестал тереть глаза и с увлечением повёл бесконечную речь о своём любимом хозяйстве.
Тут Феликс Фелицис слегка подтолкнул Гарри, и он заметил, что выпивка, которую Слизхорн принёс с собой, убывает с огромной скоростью. Гарри ещё не выучился делать Наполняющее заклинание, не произнося его вслух, но мысль, что сегодня ночью у него чего-то не выйдет, казалась просто смехотвортной: и правда, Гарри усмехнулся про себя, незаметно для Хагрида и Слизхорна (которые как раз обменивались историями о незаконной торговле драконьими яйцами) из-под стола направил свою палочку на опустевшие бутылки, и те тотчас начали наполняться.
Где- то через час Хагрид и Слизхорн уже провозглашали экстравагантные тосты: за Хогвартс, за Дамблдора, за вино, сделанное эльфами, и за…
— Гарри Поттера! — проревел Хагрид, проливая из кружки (четырнадцатой по счёту) вино себе на подбородок.
— Да конечно, — закричал Слизхорн, чуть запинаясь, — за Парри Оттера, Избратого мальчика, который… ну… ну что-то в этом роде, — пробормотал он и осушил свою кружку
Немного погодя Хагрид опять прослезился, и всучил Слизхорну целый единорожий хвост, который тот спрятал его в карман с криками: — За дружбу! За щедрость! За десять галлеонов за волосину!
А потом Хагрид и Слизхорн сидели рядышком, обнявшись, и тянули грустную песню про умирающего волшебника по имени Одо.
— Ах, хорошие умирают молодыми, — бормотал Хагрид, наваливаясь на стол, с глазами, смотрящими малость в разные стороны, пока Слизхорн выводил припев. — Мой папа не старый был… и твои мама с папой, Гарри…
Огромные слёзы опять потекли из уголков закрывающихся глаз Хагрида, он схватил руку Гарри и потряс её.
— Лучшь… ведь…шебник и в…шебница в таких годах… кто срв…ниться… это ужасно… ужасно…
А Слизхорн всё выводил:
— …ужасно, — пробормотал Хагрид, его большая нечёсанная голова упала на руки, и он уснул с громким храпом.
— Извини, — икнул Слизхорн, — не могу м-мелодию выд-держать, хучь убей.
— Это Хагрид не о твоём пении говорил, — спокойно объяснил ему Гарри. — Он говорил про смерть моих папы и мамы.