Гарри Поттер и Принц-Полукровка

— Сэр, я хотел спросить у вас кое-что.

— Спрашивай, мой мальчик, спрашивай

— Сэр, я хотел спросить вас, что вы знаете про… про Раздел Сути?

Слизхорн ошеломлённо уставился на него, бессознательно вертя в своих толстых пальцах бокал.

— Это тебе для Защиты от Тёмных Искусств, да?

Но Гарри мог ручаться: Слизхорн прекрасно знает, что это не школьная работа.

— Не совсем, сэр, — сказал Ребус. — Я наткнулся на этот термин, когда читал какую-то книгу, и не совсем его понял.

— Не… ну… с тебя, знаешь, семь потов сойдёт, пока ты найдёшь в Хогвартсе книгу, которая расскажет тебе что-нибудь про Разделение Сути. Это очень Тёмная материя, Том, очень, очень тёмная, — сказал Слизхорн

— Но вы же, конечно, всё про это знаете, сэр? Я имею в виду, такой маг как вы… извините, может вам нельзя мне рассказывать… Я просто подумал, что если кто и может мне про них рассказать, так это вы… Вот я и решил…

Отличная работа, подумал Гарри, все эти колебания, словно нечаянные вопросы, тонкая лесть — нигде он не переборщил. У него, у Гарри, тоже был большой опыт вытягивания информации у людей, которые не хотели её выдавать, и он не мог не признать мастера в деле. Гарри не сомневался, что Ребусу очень, очень хотелось заполучить эти сведения; возможно, он не одну неделю план разрабатывал…

— Ну, — Слизхорн, не глядя на Ребуса, вертел в пальцах тесёмку от коробки с замороженными ананасами, — ну, от общего представления тебе ведь никакой беды не будет. Просто, чтобы ты понял этот термин. Разделённая Суть — так называют вещь, в которой скрыта часть чьей-то души.

— Я не могу понять, зачем это, сэр, — сказал Ребус

Он четко контролировал тон своего голоса, но Гарри чувствовал его волнение

— Ну, надо, понимаешь, расщепить душу, — сказал Слизхорн, — и спрятать часть её в какой-то объект, вне тела. И тогда, если на твоё тело кто-то напал или даже его уничтожил, ты не можешь умереть, ведь часть твоей души остается на земле, нетронутая. Но, конечно, существовать в таком виде…

Слизхорн поморщился; а Гарри вспомнились слова, которые он слышал почти два года тому назад…

«Моё тело было сорвано с меня, я стал меньше чем дух, слабее самого бессильного привидения… но я был по-прежнему жив.»

— …мало кому захочется, Том, очень мало кому. Смерть, наверное, и то лучше.

Но Ребусу хотелось, очень хотелось, это было очевидно: жадность в лице, нетерпение, которое не скрыть…

— А как расщепляются души?

— Ну, — Слизхорну было отчетливо неуютно, — ты должен понимать, что душе положено оставаться нетронутой и цельной. Расщепить душу — это акт насилия, это противоестественно.

— Так как это можно сделать?

— Сотворив зло — очень большое зло. Надо убить. Убийство разрывает душу. Маг, желающий Разделить Суть, обращает ущерб себе на пользу, он вкладывает отпавшую часть…

— Вкладывает? Но как…?

— Есть такое заклинание, но не спрашивай меня, я не знаю! — Слизхорн замотал головой, как старый слон, которого донимают мухи. — Я что, похож на того, кто это пробовал? Я похож на убийцу?

— Нет, сэр, конечно, нет, — быстро сказал Ребус. — Простите меня… Я не хотел вас обидеть…

— Нет, нет, конечно, я не обиделся, — грубовато произнёс Слизхорн. — Некоторое любопытство к таким вещам — оно естественно… Волшебники определенного калибра всегда интересовались такими сторонами магии…

— Да, сэр, — сказал Ребус. — Но я всё ещё не понимаю… ну, просто из-за любопытства… Я хочу сказать, надёжно ли это — Разделить Суть единожды? Или душа только один раз расщепляется? Не будет ли надёжнее, сильнее, разбить душу на много частей? Семь, к примеру, самое сильное магическое число, и не будет ли расщепление на семь…?

— Борода Мерлина, Том! — взвыл Слизхорн. — На семь! И об одном убийстве жутко даже и подумать! И вообще… раздвоить душу — уже нехорошо… но разодрать её на семь частей…

Слизхорн, похоже, даже испугался: он так смотрел на Ребуса, словно никогда раньше близко его не видел, и Гарри был готов поручиться, что он уже сожалел о том, что вообще начал этот разговор.

— Конечно, — пробормотал он, — гипотетически, а мы про это и говорим, почему бы и нет? Чисто академически…

— Да, сэр, конечно, — быстро сказал Ребус.

— Но всё равно, Том… молчи об этом, о том, что я тебе сказал… вообще о нашем разговоре. Многим не понравится, что мы тут болтаем про Разделённую Суть. В Хогвартсе о таком не говорят… Дамблдор к этому вообще свиреп…

— Я ни слова не скажу, сэр, — сказал Ребус и ушёл, но не раньше, чем Гарри успел увидеть выражение его лица — выражение того самого бешеного счастья, как когда Том впервые узнал, что он волшебник, такого счастья, от которого его красивое лицо не расцвело, а стало как-то менее человеческим…

— Спасибо, Гарри, — тихо сказал Дамблдор. — Пора уходить…

Когда Гарри опять приземлился на пол кабинета, Дамблдор уже сидел за столом. Гарри тоже присел и начал ждать, когда заговорит Дамблдор.