Гарри Поттер и Принц-Полукровка

— Опс! — проговорила Лаванда, и, хихикая, выскочила. Дверь за ней захлопнулась.

Ужасная, мрачная и пронзительная тишина. Эрмиона, не отрываясь, смотрела на Рона, который отказывался смотреть на неё, но сказал со странной смесью бравады и неловкости, — Привет, Гарри! Я удивился, куда это ты пошёл!

Эрмиона соскользнула со стола. Стайка золотых птичек продолжала выписывать круги над её головой, делая её похожей на странную пернатую модель солнечной системы.

— Ты не должен заставлять Лаванду ждать тебя снаружи, — тихо сказала она. — Она будет гадать, куда ты пропал.

Она медленно пошла прямо к двери. Гарри посмотрел на Рона, явно чувствовавшего облегчение от того, что не случилось чего похуже.

— Оппугно! — раздался пронзительный вопль от дверей.

Гарри развернулся, как подброшенный, и увидел Эрмиону, с диким выражением лица, наставившую палочку на Рона. Птичья стайка ринулась к Рону, как град больших золотых пуль; Рон взвыл и закрыл лицо руками, но птицы налетали, клевали и царапали каждый открытый кусочек кожи.

— Да-забери-ты-их-прочь! — завопил Рон, но, с мстительной яростью в глазах, Эрмиона рывком распахнула дверь и исчезла за ней. Гарри показалась, что он услышал всхлип, прежде чем дверь захлопнулась.

Глава пятнадцатая Нерушимая Клятва

За заледенелыми окнами опять кружил снег; быстро приближалось Рождество. Хагрид уже самолично установил двенадцать ёлок в Большом зале; гирлянды из падуба и мишуры оплели перила лестниц; у доспехов в коридорах изнутри шлемов мерцали негаснущие свечи, а в коридорах были развешаны большие пучки омелы. Девочки взяли за правило целыми толпами вставать под омелу всякий раз, когда Гарри проходил мимо, что вызывало заторы в коридорах; к счастью, благодаря частым ночным вылазкам Гарри приобрёл необычайную осведомлённость о секретных проходах в замке, и мог без особого труда находить свободную от омелы дорогу к классам.

Рон, который раньше нашёл бы в таких вынужденных манёврах Гарри повод для ревности, теперь просто смеялся над всем этим до слёз. Хотя такой, смеющийся и острящий, Рон нравился Гарри много больше, чем прежний, злой и мрачный, каким он был последний месяц, за обновление Рона пришлось заплатить немалую цену. Во-первых, Гарри должен был терпеть частое присутствие Лаванды Браун, которая, похоже, расценивала каждое мгновение, когда она не целовалась с Роном, как бездарно потраченное впустую. Во-вторых, Гарри опять оказался лучшим другом двух человек, которые, казалось, вряд ли будут когда-нибудь друг с другом разговаривать.

Рон, на кистях рук и запястьях которого ещё не сошли царапины от нападения Эрмиониных птиц, говорил о ней только обиженным тоном, и словно защищаясь.

— Ей-то чего жаловаться, — твердил он Гарри. — Она целовалась с Крумом. Она узнала, что кто-то хочет и меня поцеловать. Мы всё-таки живём в свободной стране. Я не сделал ничего плохого.

Гарри не ответил, притворяясь, что погружён в книгу, которую они, как предполагалось, должны были прочитать перед завтрашним уроком по Чарам («Квинтэссенция: Поиски»). Решив оставаться другом и Рону, и Эрмионе, он теперь львиную долю времени держал рот на замке.

— Я никогда и ничего не обещал Эрмионе, — бормотал Рон. — То есть, я собирался идти с ней на рождественскую вечеринку к Слизхорну, но она же никогда не говорила… просто как друзья… Я — независимый человек…

Гарри перевернул страницу «Квинтэссенции», понимая, что Рон за ним наблюдает. Рон всё бормотал, его голос едва слышался за громким треском огня в камине, хотя Гарри показалось, что он поймал слова «Крум» и «чего ей жаловаться» ещё раз.

Расписание Эрмионы был таким плотным, что у Гарри получалось нормально поговорить с ней только по вечерам, когда Рон, во всяком случае, так тесно пристраивался к Лаванде, что не замечал, что делает Гарри. Эрмиона отказывалась сидеть в гостиной, пока там был Рон, и Гарри обычно встречался с ней в библиотеке, откуда следовало, что беседовать им проходилось шёпотом.

— Он в полном праве целоваться с кем хочет, — сказала Эрмиона, пока библиотекарь, мадам Пинс, проверяла книжные полки позади них. — Мне до этого совершенно нет дела.

Она поставила своим пером точку над «и» так свирепо, что проколола дырку в пергаменте. Гарри не сказал ничего. Ему уже казалось, что его голос может скоро вообще исчезнуть, от неупотребления. Он нагнулся пониже над «Углублённым приготовлением зелий» и продолжил делать выписки о Вечнодействующих Эликсирах, иногда останавливаясь, чтобы разобрать полезные Принцевы дополнения к тексту Либатиуса Бораджа.

— Кстати, — сказала Эрмиона, после некоторого молчания, — Тебе следует быть осторожным.

— Давай больше не будем, — сказал Гарри голосом, немного хриплым после сорока пяти минут молчания, — Я не отдам эту книгу. Я от Принца-полукровки узнал больше, чем давали мне Снэйп или Слизхорн…